МГУ — не всегда дом. Как адаптируются китайские студенты

Большинство китайских студентов приезжает в Россию по квотам — подготовленные, мотивированные, привыкшие к строгим академическим стандартам. Но уже через несколько недель многие из них понимают: в европейской культуре работает другая логика — не коллективная, а индивидуальная. Здесь каждый сам за себя.

Лю Чэнь: «Я перестала говорить, потому что в МГУ тишина безопаснее слов»

Лю приехала из Нанкина по государственной квоте. Русский язык она учила несколько лет, но, как сама говорит, «настоящий русский начинается там, где заканчивается учебник». Уже на второй неделе занятий она перестала понимать лекции. Преподаватели говорили быстро, без пояснений, а просьбы повторить воспринимались как признак слабости. Один из них сказал: «Надо привыкать». После этого Лю боялась что-либо спрашивать.

Жизнь в общежитии тоже оказалась непростой: комната на четверых, постоянный шум и отсутствие личного пространства. Когда Лю вежливо попросила соседку не включать музыку по ночам, услышала в ответ: «Тут тебе не дом, где можно капризничать перед мамой и папой. Не нравится — можешь уезжать назад в Китай».

Чем ближе была зима, тем сильнее росло напряжение. Прошло почти три месяца, а новых знакомств так и не появилось. Русский язык, казалось, становился всё труднее, а учебных долгов — всё больше. В декабре начались панические атаки. Лю всё чаще жалела, что решила поступать в Россию. «Я просыпалась каждую ночь и плакала до утра, — вспоминает она. — Не понимала, как оформить курсовую, куда сдавать документы, кому задавать вопросы. В Китае всегда есть куратор, который ведет тебя шаг за шагом. В МГУ — «ищите сами»».

Переломный момент наступил, когда девушка решила бороться со страхом общения. Она записалась в разговорный клуб для иностранных студентов, и это стало для нее спасением: «Там никто не смеялся над моим акцентом. Впервые за много месяцев я почувствовала себя частью компании. Я не просто слушала, а участвовала в дискуссиях на разные темы».

Зимнюю сессию Лю провалила, но с помощью новых друзей смогла разобраться и пересдать все экзамены. Появилось желание помогать другим студентам, которые проходят через то же самое. «Тем, кто потерял надежду и внутренний ориентир», — поясняет она.

В следующем учебном году Лю стала наставником для первокурсников из Китая. «Москва не враждебная, — уверена студентка. — Ей просто безразличны твои проблемы. Или ты создаешь вокруг себя окружение, которое помогает справиться с трудностями адаптации, или остаешься один, отчисляешься и уезжаешь домой. Я выбрала первый вариант — и у меня получилось».

Вэй Цзян: «Я понял, что одиночество здесь — не исключение, а условие жизни»

Вэй приехал из Ханчжоу учиться на физическом факультете МГУ. В Китае он считался идеальным студентом — дисциплинированным, точным, внимательным. Но в Москве эта стратегия не сработала. «Здесь никто не объясняет правила, — говорит молодой человек. — И да, можно сказать, что мы взрослые. Но поймите: я не просил, чтобы мне всё разжевывали, я просто хотел уточнений».

Сначала Вэй снял комнату на проспекте Вернадского вместе с двумя российскими студентами — один был из Тулы, другой из Волгограда. Он пытался с ними подружиться: предлагал вместе готовить, смотреть фильмы, разговаривал о музыке. Но ребята отвечали сухо, а иногда просто игнорировали.

Потом Вэй попробовал наладить контакт с однокурсниками. Сначала показалось, что получилось — вместе ходили в столовую, шутили, обсуждали пары. Но когда стали выбирать партнеров для лабораторных работ, Вэй снова остался один. «Мы быстрее справимся без переводчика», — сказали ему.

После этого Вэй перестал пытаться понравиться и решил искать поддержку среди «своих». И однажды, проходя мимо метро «Университет», заметил листовку на китайском языке: «В новый магазин китайских продуктов требуются сотрудники». Позвонил — и его сразу взяли на работу.

Первые недели в магазине стали передышкой. «Мне было легче адаптироваться там, — вспоминает он. — Покупатели хотели со мной общаться, спрашивали о моей культуре, о кухне. Я чувствовал, что интересен, и сам начинал узнавать новое о России».

Но чем дольше он работал, тем реже появлялся на парах. Учеба отходила на второй план. Материала накопилось слишком много, и в итоге Вэя не допустили до сессии. В какой-то момент он понял: пора уходить, — и подал заявление на отчисление. Родители не осуждали — наоборот, сказали, что гордятся его самостоятельностью.

Теперь Вэй путешествует по России. Побывал в Казани, Екатеринбурге, на Байкале. Иногда выкладывает фото: заснеженные улицы, вокзалы, чай в придорожных кафе.

«Здесь все поодиночке, — говорит он. — И если не научишься быть один, просто не выживешь».

Сунь Юй: «Москва делает сильным, но сначала ломает»

Сунь прилетела из Шэньчжэня в начале сентября. Москва встретила резким ветром и запахом мокрых листьев. В аэропорту она всё время смотрела по сторонам — всё казалось слишком большим, громким, неопределенным. В Шэньчжэне жизнь строилась по часам: утренний чай в одном и том же кафе, занятия, обед, вечерняя пробежка. Здесь же кругом был хаос.

Общежитие на Ломоносовском проспекте (Филиал Дома студента МГУ) стало первым испытанием. У каждой студентки — своя жизнь, свои привычки. Кто-то говорил по телефону до глубокой ночи, кто-то сушил волосы феном, кто-то включал музыку. В первый вечер Сунь сидела на кровати с чемоданом, не решаясь его распаковать. Стены были серыми, плитка в ванной — потрескавшейся, а из окна тянуло холодом.

На парах она старалась быть идеальной: всё записывала, задавала вопросы, готовила конспекты. Но преподаватели говорили быстро, не глядя на студентов. Никто не проверял, поняла ли она материал, не объяснял, как оформлять работы, какие требования к курсовым. Первый экзамен тоже стал шоком — баллы сняли за оформление источников. Девушка пыталась объяснить, что следовала инструкции, но в ответ услышала: «У нас свои правила». Апелляцию не приняли.

Постепенно накопился страх. Он не был связан с конкретными событиями, просто каждый день казался чуть труднее предыдущего. Утро начиналось с усилия встать, выйти из комнаты, снова говорить по-русски. В Москве всё казалось холодным: не только климат, но и люди. Никто не улыбался, не спрашивал, как дела.

В декабре случилось то, чего Сунь больше всего боялась. Между станциями «Университет» и «Парк культуры» она вдруг перестала дышать. Кто-то позвал дежурного, девушку вывели, вызвали скорую. В больнице сказали: «Тревожное расстройство. Вам нужен отдых».

Сунь не понимала, от чего и как отдыхать. Несколько недель почти не выходила из комнаты, смотрела в потолок и думала, что просто не создана для Европы. Потом всё изменилось случайно: соседка рассказала, что одна китайская семья сдает комнату недалеко от станции метро «Университет». Там пахло имбирем, рисом и жасминовым чаем, а вечерами хозяйка включала китайские сериалы, и это возвращало ощущение нормальности. «Ты не одна», — сказала она Сунь, когда та заговорила о своих приступах.

Женщина помогла ей найти психотерапевта, который работал с иностранными студентами. Поначалу Сунь почти не говорила — просто сидела и слушала, как тикают часы. Потом начала рассказывать о Москве, страхе ошибиться, о том, что здесь никому нет до тебя дела.

Почти незаметно ей стало легче, и она вернулась на пары. Преподаватели почти не изменились, но изменилась она сама. Перестала ждать, что кто-то объяснит, что правильно, а что нет, училась ориентироваться без инструкций.

«Москва делает сильным, но сначала ломает, — говорит Сунь. — Здесь никто не скажет, как выжить. Ты сам решаешь — останешься или сломаешься».

Теперь, когда она идет по улице, уже не чувствует холода. Но в рюкзаке всё еще лежит листок, на котором дрожащей рукой написано: «Я могу справиться».

Что видит университет

Руководитель международного комитета Студенческого совета МГУ Ярослава Аверина говорит прямо: трудности китайских студентов — не исключения, а система. По данным Студсовета, сегодня в университете учится более 13 тысяч иностранных студентов, и свыше 70% — граждане Китайской Народной Республики.

«Главные барьеры — язык, бюрократия и разобщенность информации. Нужные данные разбросаны: что-то публикуется в WeChat (китайский мессенджер, аналог WhatsApp и Telegram — «ТД»), что-то на сайтах факультетов. Нет единого окна, куда студент может обратиться и получить понятный ответ. Наставничество существует, но носит добровольный характер. Психологическая помощь есть, но без перевода — значит, фактически недоступна», — поясняет Аверина.

Сейчас Ярослава пытается соединить эти разрозненные звенья. Комитет развивает направление Buddy-program — наставничество, при котором старшекурсники помогают новичкам разобраться с документами, бытом и кампусом, разговорные клубы «Потолкуем?», где иностранцы учат русский через ролевые дискуссии, и культурные дни землячеств.
Однако, как признает Аверина, главная трудность остается прежней — отсутствие координации между службами и структурами. При разветвленной бюрократии ни один механизм не работает в полной мере: помощь есть, но не складывается в систему.

В чем здесь дело

Проблема адаптации китайских студентов не сводится к языку — за ней стоит разница культур. В европейской, в том числе российской модели студент должен проявлять инициативу, задавать вопросы, искать решения сам. В китайской — следовать четкому алгоритму, где ответственность распределена заранее.

Отсюда когнитивный конфликт: преподаватель ждет самостоятельности, а студент — объяснений и поддержки. Когда помощь не приходит, это воспринимается как равнодушие, когда молодой человек задает слишком много вопросов — как несамостоятельность.

Опыт китайских студентов МГУ показывает, что интеграция в русскую культуру невозможна без простой человеческой поддержки. Адаптация — не добавка к обучению, а его неотъемлемая часть, когда студент чувствует себя не гостем, а участником. В любом международном университете есть те, кто пока говорит с трудом, и их нужно учиться слышать.

Имена студентов изменены по их просьбе