Патриотизм — это плодотворная ежедневная жизнь. Беседа с культурологом Мариной Князевой

— Марина Леонидовна, начнём с хрестоматийного: с чего начинается Родина?

— Я об этом очень много думала. У всех людей индивидуально. Есть люди с лирическим складом, которым дана первичная влюбленность в мир, куда они пришли. Но очень много людей остро ощущают привязанность к Родине именно за границей: тот же самый Фёдор Тютчев или Алексей Хомяков. Живя в своей стране, относились к ней скептически, а побывав в других странах, изменили мнение. Антиох Кантемир был посланником Российской империи в Лондоне и в Париже, там стал развивать русскую литературу. Нечто подобное происходило с Ломоносовым. Бывает, что чувство Родины просыпается именно так — я это отметила, когда была членом жюри конкурса «Поэзия Донбасса». Такого острого чувства Родины я не встречала больше нигде и никогда. Невозможно было слушать, до слёз. Ещё щемящую любовь к России я встречала у белоэмигрантов во Франции. Это были те люди, которые уехали до Великой Отечественной. Так что путей много.

— А бывает, что, наоборот, патриотизм уходит?

— Патриотизм — сложное понятие, как и любовь, про которую тоже иногда говорят, что она ушла. Мне приходилось встречать людей, которые отказывались от Родины. Как правило, это было связано с какой-то личностной неудачей, обидой, когда человек не смог состояться в своей стране. Те, кто с раздражением воспринимали Россию, эмигрировали, и там сложилось такое же неприятие к той стране, в которой они стали жить. А Россия стала для них хорошей. Знакомая дама, уехавшая во Францию, изначально говорила, что это свободная страна, и она уехала жить «как человек». Через непродолжительное время мы от неё услышали: «[Президент Франции Эмманюэль] Макрон — шизофреник! Вам из России не видно, что он творит. У нас, в России, такого не могло быть».

— Какие науки изучают природу патриотизма и чьё измерение может быть наиболее глубоким?

— Глубоких исследований патриотизма не проводилось, хотя эту тему нужно изучать междисциплинарно. Были работы, связанные с идеологией, какие-то идеи перебрасывались из статьи в статью, но системного анализа не проводилось — тема встречала сопротивление. Возможно, потому и получился ширпотребный шаблон. До 2014 года наши с коллегами статьи по данному направлению были первыми. А потом появились статьи сотрудников Таможенной академии, университета МВД. Всё пошло в административное русло, в военно-патриотическую подготовку…

— Для всех нас очень важны символы, а какие патриотические символы есть сегодня?

— В мире идёт конкуренция картинок, и я должна вспомнить слова Тютчева, который говорил, что России не хватает языка в описании самой себя. Мы плохо себя представляем для внешнего мира, да даже и для себя самих.

Некоторое время назад я изучала, какие символы носят люди на одежде. Сделала вывод, что практически нет никаких надписей на русском языке, кроме приколов. Страшный дефицит символов. Z-образы, на мой взгляд, не сильно прижились: обывателям оказалось это чуждо, потому что идея действует в лоб. А официальная символика, например, двуглавый орел, ассоциируется с государственными учреждениями.

Есть яркие художники, есть очень интересные проекты, но все они носят локальный, малочисленный характер, так как сейчас всё зависит от финансирования. Видимо, должен быть заказ, может быть, даже государственный, на создание массовой продукции, который мог бы поддержать авторов.

Недавно вместе с Фондом «Арктика молодая» мы провели фестиваль моды «Русико- Этно-Модно». Я, как и зрители, была в изумлении от того, какие у нас сегодня есть самобытные остроумные модельеры. В Брянске дизайнер Анна Чуркова придумала феерическую серию молодёжной одежды «Яблоневый цвет», москвичка Елена Махиня создала комический пластический Театр моды. Это люди мирового уровня, но их никто не знает! Креативная индустрия коммерциализирована, отбирает не эстетика, а касса. А у кассы всегда недостаток вкуса.

— Вы бы какие символы предложили?

— Возьмём для примера Китай — там переплелись народные и официальные символы, философские и природные, религиозные и исторические. Наша страна обладает огромным знаковым потенциалом. Как показывает моё многолетнее исследование, самым частым, наиболее употребимым в русской культуре исторически является образ птицы. Именно через птиц чаще всего осознаёт и выражает себя русский народ. Образ птиц объединяет людей разных этносов, вероисповеданий, уровня образования и профессий. Нам надо не запрещать инородное, а предложить свое, просвещать, заинтересовывать. Нужна программа национального ментального развития.

— Как вы относитесь к терминам «турбо-патриоты», «ура-патриоты», которые сейчас часто используют в медиа?

— «Ура-патриоты» — старое выражение, известное еще со времен Первой мировой войны. Это на самом деле не патриотизм. Русский патриотизм аналитичен и критичен. У старших товарищей Пушкина, которые вернулись с Отечественной войны 1812 года, была жажда преобразовывать Россию. Купец Павел Третьяков подарил народу картинную галерею. Другой купец, Алексей Абрикосов, построил консерваторию для страны. Кстати, именно он придумал остроумный подарок: шоколадное пасхальное яйцо, а в нём игрушка, — сейчас это называется киндер-сюрприз. Иван Шувалов на свои деньги создал Академию художеств, учил талантливых крепостных, был умнейшим и образованным среди людей своего времени.

— А если у тебя нет возможности подарить стране галерею?..

— Мне кажется, сейчас патриотизм — это в первую очередь плодотворная ежедневная жизнь. Делать пространство вокруг себя разумнее, красивее и человечнее, чтобы нам у у себя дома жилось радостно и творчески. Я считаю, что патриотизм — это и есть творчество, обустройство жизни, обустройство своей страны. Сейчас патриотизм — в первую очередь инженерное дело, конструкторские бюро. И в гуманитарной сфере перед нами огромные задачи. Надо делать то, что ты можешь делать своими силами.