Разговор за пределом знания

Дом Русского Зарубежья имени А.И. Солженицына, расположенный в двух шагах от станции метро Таганская, давно уже стал традиционным местом встреч для тех, кто знает, помнит и любит имя митрополита Антония Сурожского. Семинары по изучению духовного наследия Владыки проходят здесь регулярно в течение вот уже нескольких лет, и большинство людей, собравшихся на очередную встречу хорошо знакомы друг другу. Среди них и сотрудники дома Русского Зарубежья и постоянные участники семинара и люди, лично знавшие митрополита Антония и бывшие его многолетними прихожанами.

 

Конференция – от слова «дар»

Елена Садовникова

Надо сказать, что последняя встреча была для всех собравшихся не вполне обычной. Организаторы сразу же объявили о своем намерении несколько поменять формат семинара, придать ему более живой характер, активнее вовлечь в дискуссию всех присутствующих. Дело в том, что в конце сентября 2011 года фондом «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» планируется проведение значительного события: третьей международной конференции «Церковь – Богочеловеческое общество». Тема выбрана отнюдь не случайно. Именно Церковь, понимание её таинственной сущности была главнейшей темой в проповедях Владыки Антония: 30 бесед для самых разных аудиторий, 12 епархиальных конференций, 7 годичных циклов бесед, прочитанных Владыкой как для своих прихожан, так и для вещания на Россию. Затем ежегодные конференции, проводившиеся в течение более 25 лет, на которые привычно съезжались члены епархии со всех уголков страны вместе со своими семьями.

 «Конференции, проводимые митрополитом Антонием, – отмечают постоянные ведущие семинара Елена Садовникова и Наталья Ликвинцева, – были совершенно особенными», совсем не тем, что в привычном сознании современного человека связывается с этим словом: пришел – сел – достал блокнот – выслушал 12 докладов – задал 3 дежурных вопроса – и свободен! Когда в начале 1990-х годов прибывающим из России новым членам прихода попытались перевести значение слова «конференция», русский эквивалент найти не удалось: в словарях английскому глаголу “to confer” соответствуют значения «обсуждать», «предоставлять», «совещаться» и даже «даровать». Последнее слово, как ни странно, наиболее точно подходит для описания  встреч, организуемых Владыкой. Люди приезжали вместе со своими семьями и в течение нескольких дней жили совместной общей жизнью. Вместе молились, размышляли, делились опытом, иными словами, строили ту самую Церковь, о которой говорили, и проживали в жизни те убеждения, к которым приходили во время совместных размышлений.

«Нам бы хотелось перенять этот целостный подход, который характеризует самого Владыку и то, чему он учит», – признаются ведущие, – «размышлять не только о том, что говорит Владыка о Церкви, но и какое это имеет отношение непосредственно к нам лично». В ходе подготовки к осенней конференции и было решено провести две встречи, названные «подготовительными чтениями». В этот раз для обсуждения собравшимся были предложены два текста митрополита Антония «О Литургии», разделенные почти 35 годами жизни.

Говорить, не теряя внутреннего молчания

Первым «докладчиком» на чтениях выступил сам митрополит Антоний: участники встречи увидели видеофрагмент беседы 2001 года, которую Владыка начинает знакомыми многим из нас словами: «Чем дальше идут наши беседы, тем мне делается страшней их проводить». Эти слова было очень важно услышать всем собравшимся в зале, так как они дали возможность глубже вникнуть и прочувствовать то, о чем предстояло беседовать…

«Когда мы говорили о вещах как бы общеизвестных: о молитве как учат о ней отцы Церкви, я мог опираться на их учение, цитировать их слова, а теперь я хочу перейти к теме, которая меня пугает: это вопрос о том, что совершается в Божественной Литургии, и может быть, даже шире, в таинствах, но я буду говорить особенно о Божественной Литургии... Я прошу вас, помолитесь, чтобы то, что я говорю и буду говорить, не было Богу оскорблением. Я буду говорить за пределом своего знания, потому что то, о чем речь идет, непостижимо. Это можно пережить минутами глубоко-глубоко, и это западает в душу. Но цельной картины никто, кроме святых, не мог видеть… Помолитесь Господу, чтобы то, что я скажу, не было ложью — ложью о Нем, ложью о том, что совершается в таинствах Церкви».

…Слово митрополита Антония задало встрече определенное настроение: почти все выходившие затем к микрофону предваряли свое выступление одним и тем же признанием: трудно говорить после Владыки и страшно касаться этой темы, больше всего сейчас хочется просто помолчать. Своим примером бережного, глубокого и трепетного отношения к Литургии Владыка Антоний «дал запрет на пустое разглагольствование», задал «мерку ответственного словоупотребления». Говорить после его слова было возможно только так, чтобы «не терять внутреннего молчания».

Обсуждения, дискуссии и воспоминания о митрополите Антонии предваряли два сообщения, сделанные людьми, близко и глубоко знакомыми с его духовным наследием. Анна Шмаина-Великанова, религиовед, доцент РГГУ, не раз бывавшая на приходе в Лондоне и лично хорошо знавшая Владыку Антония, поделилась с нами своими размышлениями о том духовном пути, который лежит между двумя его текстами «О Литургии».

Литургия – путь Любви

Беседа 1967 года начинается со слов о Царстве, вступление в которое –  условие для совершения Литургии, закон которого – любовь – противоположен всем физическим и социальным законам. По закону любви нашим становится то, что мы отдали, а отдавая, мы приобретаем во много раз больше, ведь любовь – единственная вещь, которая становится больше от того, что её тратят. По мысли Владыки Антония, вся Литургия подчинена этому основному закону. Евангелие – это призыв к любви, а ектеньи – наш на нее ответ, взывание о помощи. «В ранней юности, - вспоминает Анна Шмаина-Великанова, – меня очень смущало, что молитвы наши состоят в первую очередь из просьб: «сделай так, чтобы…», «помоги, чтобы не…». И я сказала об этом Владыке. «Это очень хорошо, – сказал он, – это любовь, это доверие. С этими просьбами мы же не обращаемся к посторонним»».

Владыка говорит и о неоднозначном положении человека, возносящего к Богу свой крик о помощи. Это положение он называет «нахождении на грани»: мы не в Царстве, но и не вне его. Мы не хотим зла, но еще не вошли и в Царство. Следующий этап, освящение даров, Жертва Христа являет собой саму Любовь. Анна Ильинична приводит здесь слова Оригена: «Из ребра Христа, поронзенного на Голгофе, истекла Церковь и Он сделал её Своей супругой». По словам Владыки, Евхаристия – это «радость воскресения Христа, которая вырастает из Голгофы».

 

Следуя дальше за мыслью Владыки, Анна Шмаина-Великанова  размышляет о том новом смысле, который привносит митрополит Антоний в понятие Церкви как Богочеловеческого общества, добавляя, что Божественное и человеческое соединены в равной мере. «Особенность учения Владыки как раз в таких деталях, – замечает Анна Ильинична. – Владыка говорит о таком сочетании, что в Церкви полностью присутствует Бог, полностью присутствует один человек, настолько святой и чистый, что оказался туда сразу допущен – это Матерь Божия. И в Церкви присутствует Христос, Который полностью Бог и полностью Человек. Он связывает между собой Творца и тварь таким образом, что оказывается возможным чудо – существование Богочеловеческого общества, теоретически невозможное». И это позволяет нам, как говорит Владыка, понять, что такое человек, к чему он призван. Выросший в полную меру человек – это Христос. Он полный и первый член Церкви.

Далее Анна Ильинична отмечает важную тему первой беседы, к которой Владыка Антоний не возвращается во второй, это тема двойной Пятидесятницы. Двух образов Церкви возникающих при служении Божественной Литургии: это Сошествие Святого Духа на всех и на каждого. По её мнению, говоря об этом, Владыка разрешает проблему, которая мучает многих прихожан: в чем выражается наше участие в Литургии? Что делает мирянин? «Эти два образа Церкви, – продолжает Анна Шмаина-Великанова, – и дают понимание: то, что сошло на всех объединяет всех и все участвуют в равной мере. То, что сошло на каждого, дает разные дары. И прихожанин не должен чувствовать себя низменным существом, если, «отстаивая» эту обедню, он  молится о здоровье бабушки. Это то, что у него, как у каждого. А то, что у всех – это одна на всех Литургия».

Тема, которую Владыка Антоний затрагивает в обеих беседах – это мысль о необходимости в Литургии каждого человека при том, что совершитель её – Христос. В беседе 2001 года Владыка детализирует сторону даров. Диакон необходим, так как он – один из нас, но он входит в алтарь. Священник являет образ Христа. «Для чего необходимы все мы?, – продолжает Анна Ильинична, - потому что дар нужно кому-то принять. Как говорил Владыка, нужно слово нашей веры, нужна наша присяга, чтобы дар был принят. И тогда происходит усыновление, тогда мы становимся Телом Христовым». 

Заканчивая первую беседу, Владыка Антоний говорит о «точке совершения Литургии» – возгласе «Святая святым». Обещании, пророчестве о том, что Бог будет «всё во всем». Анна Шмаина-Великанова обращает также наше внимание на то, что добавилось по прошествии 35 лет: «В беседах Владыки часто появляется такой персонаж, «молодой человек», «молодой священник». Здесь это «пожилой священник», которому открылась материя этого мира, вещество хлеба и вина, которое пророчески показывает, что произойдет в Царстве со всем веществом. Эта часть вещества есть авангард Царства Божия, как Церковь есть в целом его авангард. Это то, к чему мысль Владыки пришла, начавшись с утверждения Царства Любви как Царства других законов».

Время, в котором действует Бог

Второе сообщение было посвящено предмету, существование которого было поставлено Владыкой Антонием под сомнение. Сотрудник Дома Русского Зарубежья, переводчик, преподаватель Библейско-богословского института Светлана Панич размышляла о времени Литургии и о том, как видится оно митрополитом Антонием. С одной стороны, как замечает Светлана Михайловна, Владыка не раз повторяет, что в Литургии нет пространства и времени, но есть встреча и приобщенность. «Тем не менее,  –  продолжает она, – если мы попробуем вчитаться в его тексты о Литургии, мы обнаружим, что о том особом времени, которое в Литургии совершается, он говорит достаточно часто».

В литургических размышлениях Владыки Антония Светлана Михайловна выделяет несколько повторяющихся из текста в текст, а следовательно, наиболее значимых для него фраз. Одна из них – это звучащие в начале литургического богослужения диаконские слова «се время сотворити Господеви». «Греческий текст, – пишет Владыка, – еще, может быть, темнее, чем славянский перевод. Но темнее по-иному. Его можно перевести «время теперь служить Богу». Другой перевод мне был дан на Афоне одним из тамошних монахов: «время настало Богу действовать»». «Из текстов Владыки, – замечает Светлана Михайловна, – становится очевидно, что главное свойство этого времени – его предельная сжатость и наполненность реальным присутствием Бога. Это не линейное время, это точка, в которой смыкаются настоящее и будущее».

Далее Светлана Панич ставит перед нами закономерный вопрос: а есть ли в этом времени прошедшее? Не смотря на то, что Литургия полна исторических аллюзий, «прошлое присутствует, но не вспоминается, а актуализируется, оно совершается в настоящем, становится его частью и вводит в будущее». Эту мысль не раз подчеркивает в своих текстах и митрополит Антоний. Образ литургического времени, проступающий из текстов митрополита Антония, Светлана Панич определяет как «вечно длящееся настоящее», которое закреплено литургической формулой «ныне и присно и во веки веков».

 

Время Небесное, с которым переплетается земное – это время спасения. Поскольку Церковь, равно как и ее главное событие, Евхаристия, носит по мысли Владыки Антония, космический характер, в нее вовлечено совершенно все: не только в пространстве, но и во времени. Она выходит за свои пределы, освящает мир. В каждом человеке, по крайней мере, потенциально, становится Литургией после Литургии. «Поэтому, – говорит Светлана Михайловна, – время спасения не ограничено временем богослужения, оно растянуто на всю жизнь, Владыка это очень хорошо показывает».

 С другой стороны, это время не только Божие, но и человеческое. «Важно, – считает Светлана Панич, – напоминание Владыки о том, что Литургия совершается Богом, но с нашим участием. Мы приносим свои дары – хлеб и вино, молитвы обо всем мире, о всех живых и усопших, о тех, кто в Церкви и тех, кто стоит у самой ее ограды, даже о тех, кто у ограды стоять пока что не думает, мы приносим, наконец, самих себя, приносим дома оставленных, приносим любящих нас и ненавидящих. Насколько всеохватно это приношение, можно проследить, если проанализировать ектеньи и литургические молитвенные тексты. Все, что мы приносим, в том числе разбросанное, рассеянное во времени нашей жизни, собирается в единую Чашу, на которую сходит Дух Святой». Время приносимых нами событий, изменчивое, быстротекущее, человеческое, пересекается временем присутствия Божия: Бог творит его, в него входит и совершает то, что человеком совершено быть не может. «Человеческое, разбросанное, загнанное время спешки, той спешки, в которой мы несемся на Литургию, чтобы не опоздать, становится временем субботнего покоя. Тем временем, когда храм наполняется святостью Божией. И опять же оно становится тем самым настоящим. Но не в смысле грамматического времени “Present”, но в смысле “real”, то есть, самим собой, тем, ради чего время изначально создано».

Далее Светлана Панич подводит нас к мысли о том, что это значит для человека: «Время становится настоящим и человек в этом времени тоже становится настоящим. Он не разбросан по множеству своих дел и мыслей, но собран в точке здесь и сейчас. Владыка очень много говорит о том, почему важна эта собранность предстояния, собранность реальности. Человек предстоит в общении любви в общности со всеми, кого он приносит, пусть даже физически они отсутствуют, пусть даже по церковным канонам их не должно здесь быть, но он их приносит и они в это время входят. Человек предстоит ради тех, любовь к кому, память о ком он принес. В этом он становится настоящим. Во-вторых, человек освобождается от всех сословных и социальных ролей, он обнаруживает самого себя. Невозможно предстоять пред Богом доктором филологических наук. Человек освобождается от всего того, что для него может быть значимо во времени его повседневной жизни, он находит себя, встречается со своей, как пишет Владыка, «уязвимой, беспомощной подлинностью» и становится подлинно собой, то есть тем, ради чего он сотворен, отдающим и благодарящим, приносящим и приносимым, сполна осуществляет свое «призвание евхаристического существа», то есть, соединяется со Христом в благодарности и в жертве.

Разбросанное человеческое время сперва свертывается в точку, где «вечное и временное, историческое и неизменное, человеческое и божественное соединены как бы крепким узлом, неразделимо», затем это время снова развертывается уже в реальной человеческой жизни: «Дня всего совершенна свята мирна и безгрешна у Господа просим». Время разворачивается, и, как пишет Владыка, можно идти шагом дальше».

Священник – не юридический справочник

После докладов встреча приобрела форму свободной беседы, затянувшейся до позднего вечера. Прихожане Сурожской епархии, люди лично знавшие митрополита Антония, охотно делились своими воспоминаниями о Владыке и рассказывали о тех советах, которые получали от него в разное время, пытаясь по мере возможности применить их и к жизненным ситуациям людей, задающих вопросы из зала.

В частности, присутствовавшего на встрече протоиерея Александра Борисова, настоятеля храма Косьмы и Дамиана в Шубино, интересовал взгляд митрополита Антония на так часто в наши дни обсуждаемые проблемы: Как часто можно причащаться? Какой должна при этом стать степень готовности человека? Необходима ли исповедь перед каждым причащением? Что является безусловным препятствием к участию в Евхаристии?

Как свидетельствуют люди, близко знавшие Владыку, у него никогда не было готовых универсальных рецептов: разным людям он говорил по-разному. В целом митрополит Антоний считал, что лучше причащаться часто, но каждый раз предварять причастие исповедью можно только в том случае, если у человека получается всякий раз быть искренним. «Я не призываю причащаться часто, – говорил Владыка, – но никому не отказываю, если человеку это нужно».  При этом он настаивал на том, что исповедь должна быть серьезная и личная и во многих случаях разделял два Таинства. Главным критерием для него были нужды каждого конкретного человека: «иногда нужно несколько раз причаститься, чтобы смочь исповедоваться, - считал Владыка. - Если бы человек мог понять, назвать свой грех и покаяться, он бы это сделал. Но часто сначала нужен дар любви. Одному нужно причащаться каждый день на этой неделе и ни разу на следующей, другому – наоборот. Можно исповедоваться, как некоторые святые, один раз за всю жизнь, а другим постоянно нужна эта поддержка и общение».

протоиерей Александр Борисов

Вспомнился прихожанам и случай психически больного человека, которого Владыка полностью исцелил, не прибегая ни к каким другим средствам, кроме почти ежедневного причащения. Пришел на память и другой пример пастырской мудрости Владыки: «Если Вы ко мне придете и скажете, что кого-то убили, Вы не будете причащаться. – говорил он прихожанам. – Но если человек приходит впервые и искренне раскаивается, его нужно принимать как новорожденного». Однако в реальной жизни принял Владыка и своего прихожанина, пришедшего к нему в состоянии смертного греха. Принял «как новорожденного» и причастил. «Священник тот и есть, кто говорит каждому разное, – иначе он был бы юридическим справочником», – заключают участники встречи.

Поднималась в ходе беседы и тема деятельного доброделания: что важнее в Церкви, быть или делать? Вопрос, волнующий сегодня многих. Возможно, этой проблеме и взгляду на нее митрополита Антония будет посвящен следующий семинар в Доме Русского Зарубежья, предварительно намеченный на 6 июня 2011 года.

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале