Театр во спасение

В Москве проходит Международный театральный фестиваль им. А. П. Чехова. Пока одни решают, обогащаться ли им через новый катарсис или не обращать внимания на это «лицедейство», сомневающимся мы предлагаем одно из размышлений о том, в чем суть театра и как игра может быть связана с духовной жизнью. Это не рецепт спасения, а приглашение к разговору.
 Сцена из спектакля

Сцена из спектакля "Из жизни фамов

и хронопов". www.tottheatre.ru

Справка: Ксения Балобанова в течение 5 лет участвовала в фольклорном театре МГУ «Братыня», сейчас участник ТОТ - Театральной лаборатории метода (www.tottheatre.ru).

Театр часто обвиняют в искусственности, фальши и лживости. Основой этому служит распространенное понимание театра как пространства игры.

«Самый принцип театральности отвергается Церковью. Запрещаются маски, ряжения, переодевание в костюм другого пола, так как все это подделка, двусмысленность, фальшь. Даже смотрение на это - какое-то участие. Что же касается актера - то, с чем большим увлечением он играет, тем больший ущерб наносит своей душе, поселяя в ней путаницу и ложь» (о. Александр Ельчанинов).

Но в театральной работе заложена и другая возможность, которая невидима при таком взгляде и действительно редко открывается в современных постановках. Вдумаемся: «играть» подразумевает «играть кого-то», кого-то - другого. Говорят даже: он так вживается в роль, он становится другим.

«Что значит «верно» играть роль?» - допытывался я.

«Это значит: в условиях жизни роли и в полной аналогии с ней правильно, логично, последовательно, по-человечески мыслить, хотеть, стремиться, действовать, стоя на подмостках сцены... На нашем языке это называется "переживать роль".

То есть актер играет не просто «другого», а «человека вообще», «Человека». Что это за профессиональный навык - «по-человечески мыслить», «действовать»? Как это - «по-человечески»? Поначалу естественным кажется обратиться к самому себе в поисках этой «человечности». И в этом случае практика самопознания оказывается частью профессии. Здесь важно понимать, что интенция самопознания по природе своей ограниченна, недостаточна, замкнута на себе же. Актер, работающий на сцене из интереса к устройству собственной персоны, не найдет сил справиться, например, со сложным текстом, образом. Сложным - то есть таким, который не находит отголоска, не резонирует с его индивидуальностью. Только импульс, выводящий за пределы собственной личности, дает силы работать, может стать источником вдохновения и глубины, внутренней свободы и бескорыстия. Перефразируя Станиславского: актеру должно любить Истину в себе, а не себя в Истине.

«...Существует некая театральная идея, которая предъявляет своим служителям требования не только профессиональные, но и нравственные. Именно служения требовал от актера Щепкин, сравнивая театр с храмом».

  Сцена из спектакля

Сцена из спектакля "Из жизни фамов

и хронопов". www.tottheatre.ru

«Актер должен манипулировать сценическим образом как скальпелем для препарирования собственной индивидуальности. Речь идет не о том, чтобы играть самого себя в неких предлагаемых обстоятельствах, то есть о так называемом переживании роли... Речь идет об использовании вымышленного образа в качестве трамплина, орудия, делающего возможным проникновение вглубь, к тому, что укрыто под нашей повседневной маской, к достижению интимных слоев нашей индивидуальности для того, чтобы принести их "в жертву"».

Тогда ядром работы становится Бог, Истина. (Вообще же, это так просто и не требует всех слов, сказанных выше и ниже: работа актера, как и любая другая работа, которую выполняет православный, воцерковленный человек, сосредоточена в конечном итоге вокруг Господа и спасения души.) Одновременно Он становится ее горизонтом, ее ориентиром. Практика самопознания оборачивается практикой прозревания в себе образа человека как отражения Образа Христова. В такой работе актера есть шанс на спасение. Само слово «актер» здесь вновь обретает свои истоки - «актер»* как «актор» - действующий, преображающий. Его работа - это своего рода аскетическая практика.

В реальности, особенно в сегодняшней, актеру обычно далеко до Действия, спектаклю - до Действа. Но, может быть, важнее не то, насколько далеко, а сам вектор устремления? Движение в этом направлении требует большого труда и специальных усилий.

Подчеркнем: речь идет именно о сегодняшней ситуации, ситуации духовного вакуума, когда жизненно необходимо восстановить связь между культурой и Церковью. Поиск соприкосновения между сценической практикой и воцерковленным духовным опытом необходим и самому театру. Ведь зачастую даже в театрах, стремящихся к собственной православности, весь объем духовной жизни сворачивается до манифестирования «православных» идеологем в публичном пространстве, до претензии, заявки на православность. Символы вырождаются в знаки. Эта участь постигла и другие сферы искусства, другие культурные практики - образование, политику.

В этой ситуации актер оказывается перед таким же выбором и теми же вопросами, как и любой православный - православный офисный работник, православный телохранитель, православный депутат, православный судья. Искать, давать ответы на эти вопросы - возможно, в этом миссия нынешнего - и каждого следующего поколения.

Станиславский К. С. Работа актера над собой. М., 2002.

Яковлев В. Есть ли Бог на сцене // «Континент». 2001. № 109.

Гротовский Е. От бедного театра к Искусству-проводнику. М., 2003.

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале