Миссия выполнима
Село Топольное – глубинка Алтайского края. Единственное большое предприятие на тысячу местных обитателей – молочный завод. И живут здесь люди в основном сельским хозяйством. И все же современная цивилизация присутствует и тут. Вот ранним утром в неказистом доме на околице, упирающейся в берег быстрой горной речки Ануй, звонит телефон. «Да, к нам приходите! – счастливым голосом заливается в трубку хозяйка Таня. – Завтра всех желающих крестить будут. Попы приехали. Настоящие!..» Так началась необычная поездка двадцати молодых православных москвичей – прихожан домового Татьянинского храма Московского государственного университета во главе со своим батюшкой протоиереем Максимом Козловым. Цель – проповедовать христианство в дальнем уголке своей родной страны.
В гостях у казаков
Вообще-то, православные миссионеры тут уже бывали – лет за полтораста до нас, когда по окрестным предгорьям жили, в основном, язычники-алтайцы. Одновременно с организацией специальной Алтайской духовной миссии, насчитывающей полтора десятка храмов, пришли сюда в конце XIX века казаки. Село Топольное – бывшую казачью станицу – назвали когда-то по куртине тополей.
Деревья и сейчас растут на широком пустыре у ануйской излучины. Но теперь тут – главная площадь села с почтой, магазином, сбербанком и Домом культуры. Все топольнинские мальцы с лошадьми на «ты», и звонкий топот копыт – звук здесь куда более привычный, чем рокот автомобильного мотора.
А церкви своей в Топольном никогда не было. Даже до революции стояла только часовня, но давным-давно ее разрушили большевики. Теперь уж и богоборцы сошли с исторической сцены, но православные священники в Топольном – гости редкие: уж больно далека и тяжела сюда дорога от ближайших приходов.
Прибытие молодых миссионеров-москвичей вызывает фурор, близкий к шоку. Выйдя из ступора, топольнинцы переключаются на обсуждение нашего автобуса: оказывается, даже «Икарусы» по горной грунтовой дороге в Топольное никогда не проходили, не говоря уж о «Мерседесе» с барнаульскими номерами… Личный скарб с едой-питьем и привезенные из столицы подарки – коробки с духовной литературой – перегружаются в кузов раздолбанного ЗИЛка, следом туда забираются и путешественники. Преодолев ануйскую старицу вброд, грузовик тормозит на острове у пустующего дома. Рядом владения потомственного казака Володи – отца двух сыновей (старшему шестнадцать, младшему год). Понимая, что в недалекой перспективе наследнику светит женитьба, Володя приобрел соседскую хату, где на голом полу, с собственными спальниками мы и размещаемся.
Ануй: Иордан по-алтайски
И багаж, и странники – под толстым слоем пыли проселочных дорог. Но за домом уже топится банька. Ожидающим очереди на помывку гостям Володя рассказывает о своем житье-бытье. Хозяин дома не работает по инвалидности, и вся семья живет на зарплату в полторы тысячи рублей, которую супруга Татьяна получает в сельской столовой. Чтобы подготовить сына к школе, приходится резать теленка и везти продавать мясо в город.
Очевидный плюс: свои молоко и яйца в избытке… Неспешный разговор проходит под аккомпанемент блеяния, кудахтанья и хрюканья, доносящихся из-за плетня. Нас изумляют топольнинские свиньи, которые вместо того чтобы смирно лежать в грязной луже и набираться жирка, спортивно трусят по холмистым лужайкам в поисках сочной травы. Загадка разрешается просто: с живыми деньгами у селян негусто, комбикорм купить не на что, вот и отправляют хавроний на вольные хлеба.
Вечером после бани – концерт. Зал неспешно заполняется публикой. Мужики с одинаково короткими прическами – в затрапезных майках, женщин же среднего возраста очень мало (в основном – старушки). Меж тем начинается действо, и оно мало походит на выступление заезжих мастеров искусств. Духовные песнопения перемежаются народными песнями, иногда кто-то выходит к рампе и рассказывает, кто мы, зачем сюда приехали и почему верим в Бога.
В хоре и среди солистов нет профессиональных музыкантов, не считая пары-тройки младшекурсниц московских хоровых училищ, и в красноречии ребята, конечно же, уступают ученым богословам. Иногда аплодисменты кажутся дежурными. Не ради ли бесплатных книг пришли сюда эти люди? И не получится ли так, что желающих покреститься в водах Ануя завтра не окажется? Отчасти сомнения развевает серьезный мужчина в белых штанах и гавайской рубахе, едва ли не единственный из казаков посетивший концерт с супругой. Это атаман, избранный кругом в полном согласии с федеральным законодательством о местном самоуправлении. Подняв большой палец вверх, атаман расточает восторги.
С рассветом по легкому скрипучему мостику на остров, где намечено крещение, движутся группы топольнинцев. Детишек родители нарядили в праздничные белые рубашки, и издали кажется, будто степные цветы торжественно шествуют по полю.
Прочитав положенные молитвы, отец Максим в рясе заходит в ледяную воду и поочередно погружает крещаемых в речной поток. На берег люди выходят уже с блестящими крестиками на шее…
С опорой на Всевышнего
Весь обряд длится около часа. Потомна острове начинается импровизированное народное гулянье, но нам не до отдыха. Наскоро обедаем, грузимся на «полуторку» и пылим в местный реабилитационный центр, где лечатся наркоманы и алкоголики.
«Центр» оказывается обычной деревенской избой с ухоженным огородом, при взгляде на который, впрочем, ясно чувствуется отсутствие женских рук. На крыше реет российский стяг. Пациенты – родом из разных мест (Сочи, Челябинск, Оренбург, а несколько месяцев назад даже был москвич) – живут общиной и, как выясняется, занимаются по методике «12 шагов», которую всемирно прославило заокеанское общество «Анонимные алкоголики». Методика эта основана на сознании того, что сам человек с греховной наклонностью справиться не в состоянии, и предполагает опору на Высшую Силу. Какую именно? «Нашего Бога, – чуть помедлив, отвечает человек из общины. – Русского, православного. Велосипеда решили не изобретать, ведь все мы любим Родину…»
Как оно там на самом деле, сказать трудно. Но на следующий день все пациенты явились к началу литургии, которая впервые служилась в Топольном. И пусть люди молились под открытым небом, а коров от священников приходилось отгонять хворостинами, и свежий ветер уносил к горам звуки церковного пения, лица у всех были сосредоточенные и торжественные. Казаки пришли в парадной форме, атаман щеголял командирским нарукавным шевроном и полковничьими погонами. А отец Максим произносил проповедь, стоя на сколоченном из досок-«сороковок» помосте: «Все мы знаем из Писания, что не стоит град без праведника. Сейчас нам очень ясно видно, что село не стоит без храма. Хочется, чтобы вы увидели это и постарались как можно быстрее исправить. Понадобится от нас помощь – поможем, приедем снова и снова. Но ваша церковь в вашем селе – ваша цель, и за вас ее никто не осилит…»
Магия черная, белая и вишневая
В селе Алтайском православный храм открыт уже больше десяти лет. Но верующие тут в меньшинстве. Коренное население края – алтайцы – больше всего уцелели в здешних местах, откуда рукой подать до Горного Алтая. В советское время сюда высылали немцев, чеченцев и иных «неблагонадежных» иноверцев. А при царе Алтайское было местом ссылки… чернокнижников.
– Для нас разговоры о том, что кто-то кого-то здесь «испортил» – обычное дело, – совершенно серьезно говорит нам местный батюшка. – Поодиночке по улицам не ходите, избегайте физических контактов с аборигенами. Ни в коем случае не здоровайтесь за руку с местными. Колдуны среди них попадаются сильные. Жизнь тут, признаюсь, не сахар. К нам однажды добрые люди пришли, торт на праздник принесли. Мы очень сильно заняты были и угощенье на пять минут на улице оставили. Курица по двору бежала, лакомство тюкнула – и замертво свалилась, вторая поклевала – за первой отправилась…
Помимо прямых козней, вражья сила досаждает алтайским православным еще и посредством местной власти. Лукавые «слуги народа» сфальсифицировали письмо от верующих, якобы предложивших передать государству огромный надел церковной земли «в интересах социально-экономического развития родного села». Районная администрация немедля пошла навстречу столь благородному порыву. В результате реквизированный участок быстро перешел к дельцу, который построил там дом и выгодно его продал. Остатки же награбленной недвижимости до сих пор зарастают бурьяном, над которым одиноким символом экономической состоятельности Алтайского района возвышается ржавая тракторная тележка.
…Концерт в ДК проходит под овации. Попрощавшись с залом, идем переодеваться и… попадаем в плотное окружение восторженных слушательниц. «О-о-о, хорошенькие мои, какие ж вы молоденькие!» – слащаво тянет одна старушенция, и отчего-то узловатые пальцы ее рук кажутся мне длинными извивающимися щупальцами. С трудом подавив желание немедля драпануть за святой водой, обороняюсь от настырной бабули пустой коробкой из-под книг. Все же она (как выяснилось позднее, активистка местного ветеранского хора) достигает цели и дружески гладит меня по локтю. (С тех пор прошло три недели. Вроде пока живой…) Вернувшись в автобус, обнаруживаем презент от растроганных алтайцев: огромный пакет спелых вишен.
Близкое небо
А ухабистая дорога ведет все дальше в горы. В селе Куяган поем на службе в храме, переделанном из допотопной деревенской школы, еще раньше служившей куяганцам обычной избой. В соседнем селении Тоурак выступаем на площади перед Домом культуры, и местная администрация, щедро отблагодарив плотным обедом за концерт, приглашает освятить животноводческое предприятие. Жестоко ошибаются те, кто полагает, будто речь идет о заурядном коровнике! В открытой машине трясемся в маральник – огромную территорию, где пасутся гордые маралы.
Долго кричим в запертые ворота, и вот наконец показывается заспанный молодой охранник со странным именем Чечен. «Он глуховатый», – комментирует директор и одновременно владелец маральника Алексей.
Рассказ Алексея о том, как и зачем люди содержат маралов (приводится в сокращении, без излишне натуралистических подробностей): Маралы – звери гордые и сильные, но к человеку привычные. Повадки их схожи с лосиными: летом ведут ночной образ жизни и пасутся самостоятельно, зимой же выходят подкрепиться и полакомиться солью к специальным кормушкам. В здешнем стаде несколько тысяч голов, распределены они по восьми летникам и семи зимникам (это большие, специально огороженные участки территории). Ценны маралы своими пантами – наполненными кровью молодыми рогами самцов. Физиология марала такова, что каждый год в феврале самец сбрасывает старые рога и начинает растить новые. И самые качественные панты образуются у продолжателя рода к маю-июню.
Путем отлаженных за многие десятилетия манипуляций звери помещаются в узкий станок, где их лишают окостеневших «атрибутов мужской гордости», и выпускают обратно на волю. Больно ли маралам во время операции? Как минимум неприятно – представьте, если бы вам пилили живой зуб! Затем с пантами животноводы осуществляют сложные технологические процессы – варят, парят, сушат… Цена готовых пантов, в зависимости от качества, колеблется от нескольких десятков до нескольких сотен долларов за килограмм. Поставляются, они, в основном, в Корею.
Там из них делают иммуно-укрепляющие препараты, которыми лечат самые разные болезни. Российская же официальная медицина ценности этого продукта пока не признает. До недавних пор Россия держала монополию на рынке поставок пантового сырьяв Корею, но теперь, увы, появились сильные заокеанские конкуренты. Зарубежный доктор-злодей выкрал у нас ценный генетический материал, вывез его в США, и вскоре там при помощи местных оленей получили гибридный вид, близкий к нашим маралам. Особенно этот бизнес сейчас процветает в Новой Зеландии: огораживать маральники не надо, остров же – бежать-то некуда!
Актеру Золотухину – отдельное спасибо
Батюшка кропит святой водой мараловодческую ферму, и снова нас ждут пыльные ухабы, буераки и лощины. Сычевский детский дом, где одна девочка смогла правильно прочитать «Отче наш» и получила за это в награду детский катехизис… Странная деревенька Куяча, где нет храма, и местные колхозники, похоже, забрели в клуб послушать заезжих миссионеров в рабочий полдень… Курорт Белокуриха, где пришлось выступать в танцзале фешенебельного санатория «Россия» под неоновым светом…
И вот, наконец, Быстрый Исток, родина Валерия Золотухина. Долго в этом райцентре стоял голый фундамент будущей церкви, которую быстроистокцы хотели возвести на месте разрушенного в 1930-е годы храма, да все средств не набиралось. Молва донесла нужду земляков до народного артиста России, и тот не стал долго рассуждать. Полез в кубышку, даром что его прямые предки, по преданию, были в числе самых ярких богоборцев в годы воинствующего материализма…
И вот уже вознесся Покровский храм над поймой строгими деревянными кокошниками, закомарами, бочками да барабаном! В быстроистокском кинотеатре, заполненном до отказа, мы последний раз на алтайской земле выходим на сцену. Публика не хочет нас отпускать, и еще долго, кажется, плывут над великой Обью песенные строчки:
И все то, что было,
Помним все, что было,
Тяжела казацкая мертвая слеза.
Даже и в могилах,
В ямах торопливых
О Руси великой забывать нельзя!
«Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить…» – подпевает дружно зал.
Удалась ли наша миссия? Запомнится ли этим людям наш приезд, смогли ли мы что-то донести до них, живущих глубинной размеренной жизнью, из своего столичного далека? Ответов на эти вопросы я не знаю.
Но за эти полторы недели мы поняли вот что: как ни велика Россия, как ни различаются ее края по климату, населенности и качеству жизни, но живет в ней единый народ. Казак из Топольного, конечно, может бросить свое родное село, уехать на заработки в Барнаул или даже Москву, разбогатеть, и, дай бог, скудное его бытье останется где-то в прошлой жизни. Но куда все мы убежим от Родины? Разве что на небо – такое синее, близкое и прекрасное, какое мы видели на Алтае и какое в Москве не увидишь никогда.
Кто мы такие?
Молодежная миссионерская группа при приходе Татьянинского храма на Большой Никитской существует три года. Объединение это неформальное, но все его члены в течение учебного года собираются два-три раза в месяц на занятия по изучению Священного Писания, церковных преданий, основ христианского вероучения, начал богослужебного пения. Первые миссионерские поездки группа предприняла по благословению Святейшего Патриарха Алексия II в прошлом и позапрошлом годах по отдаленным районам Костромской области. На снимке, сделанном в селе Алтайское, представлен почти весь наш «боевой состав». Большинство из людей, которых вы здесь видите, стали миссионерами, будучи прихожанами храма Мученицы Татианы; кого-то сюда привели друзья или родственники, а кто-то влился в группу благодаря своим организационным либо творческим дарованиям. Все мы разные – и по образованию, и по складу характера, и по роду профессиональной деятельности; объединяет же нас, пожалуй, вера в Бога, молодость души, любовь к Родине да здоровый авантюризм.
Вряд ли здесь уместно подробно рассказывать о всех миссионерах, но некоторых мы все же назовем. Третьей справа в первом ряду стоит начинающий регент церковного хора Александра КАПИТАНЧУК – студентка кафедры хорового дирижирования Музыкального колледжа при Московском государственном институте музыки им. А. Шнитке. Крайняя слева в том же ряду – ее сокурсница Юлия ЛИСКИНА, помогающая Саше управлять хором. Справа от Александры – один из старожилов группы, ведущая наших концертов Елена ДЯТЛОВА, для которой алтайское путешествие стало уже третьей миссионерской поездкой (в миру Лена, окончившая Московский государственный институт делового администрирования, работает аналитиком бизнес-проектов московского отделения корпорации «Шелл»). Третья слева – еще один старожил, певчая хора и солист Юлианна ГОДИК (четверокурсница журфака МГУ, маркетолог журнала «Стаф» и ведущая программ нового телеканала «Спас»). Слева от протоиерея Максима КОЗЛОВА, стоящего рядом с алтайским батюшкой Сергием КАТУГИНЫМ, – будущая переводчица, пятикурсница филфака МГУ Надежда ЗАЙЦЕВА. Меж двух священников – самый опытный наш участник, которого за глаза зовут дедушкой миссионерского движения: московский предприниматель, физик по образованию Александр МАЛЫШЕВ (сейчас, помимо бизнеса, он занимается и преподаванием). Справа от него в последнем ряду стоит еще одна солистка и певчая Ольга ОГИР – выпускница 4-го столичного педколледжа по специальности «учитель начальных классов», поступившая в этом году в Московский государственный педагогический университет. Наконец, крайний справа – автор этих заметок. Стою, изучаю ноты. И это правильно, ведь мой стаж пения на клиросах различных храмов Москвы и Подмосковья – двенадцать лет – превышает журналистский в «Вечерней Москве»! Еще на Алтае нам помогали трое студентов Московской духовной семинарии, для которых эта поездка стала своеобразной летней практикой. Их вы тоже видите на этом снимке.
Вечерняя Москва № 139 (24184) от 2 августа 2005 года (вторник)
