Биография А. Ч. Козаржевского (1918–1995), из книги «Московский месяцеслов»
Андрей Чеславович Козаржевский родился 19 августа 1918 года в праздник Преображения (чему всю жизнь радовался) в семье служащих. Детство и юность он прожил рядом с церковью Ильи Обыденного, прихожанами которой были его родные. Его бабушка, Елена Павловна Глебова — москвичка из семьи духовного звания, а дед, Александр Эдуардович Аккерман — обрусевший немец из Нарвы. Мама Андрея Чеславовича — Анастасия Александровна, его отец — поляк и католик Чеслав Козаржевский, который бежал во время Первой Мировой войны из Польши в Россию, в 1918 году вернулся обратно на родину, где, ожидая приезда жены с ребенком, вскоре умер от дизентерии. Их сын Андрей появился на свет уже после отъезда отца и был крещен в католическом костеле.
В 1921 году знакомый семьи протоиерей храма Христа Спасителя Александр Хотовицкий (причисленный в 1994 году к лику святых) перевел трехлетнего Андрюшу в православие. Крестной матерью Андрея стала его бабушка, а крестным отцом — соратник Св. Патриарха Тихона, настоятель церкви Святого Духа у Пречистенских ворот Илья Зотиков (убитый в 1937 году во Владимирской тюрьме).
К пяти годам как-то незаметно Андрей научился читать и писать, практически овладел церковно-славянским языком, хорошо рисовал (сохранились его детские акварели, в том числе с церковью Ильи Обыденного). С шестилетнего возраста он стал служкой, а затем чтецом Обыденской церкви, настоятель которой о. Виталий Лукашевич, его духовный отец, заменил ему родного отца и оказал решающее воздействие на всю его жизнь. О. Виталий служил, по свидетельству Андрея Чеславовича, любую службу с благоговением, в сопровождении превосходного хора Г. А. Семенова. С самого детства Андрей впитывал в себя красоту службы и церковного пения, поэтому всю жизнь больше всего любил и великолепно знал именно духовную музыку. Благодарную память об о. Виталии Андрей Чеславович сохранил до конца своих дней.
Детство Андрея Чеславовича прошло в окружавших храм Христа Спасителя скверах, где он играл со своими сверстниками и видел варварское разрушение этого храма. В 1933 г. из-за службы в церкви Андрея исключили из школы, где преобладали дети интеллигентов (ныне школа № 57). После долгих мытарств его приняли в школу около Трехгорки на Большевисткой улице, куда нужно было добираться на трамвае и где учились почти сплошь дети рабочих. Но зато там, как говорил Андрей Чеславович, он «нашел себя» и приобрел друзей.
В 1936 г. Андрей Чеславович поступил по конкурсу в Московский Историко-философский Литературный Институт им. Н. Г. Чернышевского (ИФЛИ) на исторический факультет, затем перешел на отделение классической филологии. В это время он увлекался Достоевским, русской поэзией «серебряного века», музыкой, театром, художественными выставками. Андрей Чеславович посещал Консерваторию и Большой театр до 30 раз в год (с гордостью вспоминал, как сидел на концерте Д. Шостаковича рядом с С. Прокофьевым, который по партитуре следил за исполнением), стал поклонником Скрябина, Стравинского, Прокофьева, Шостаковича, немецкой классики и романтики — Баха, Моцарта, Бетховена, Вагнера. Он любил и часто посещал театр, обожал пьесы А. Островского в Малом театре (на этих спектаклях не столько смотрел, сколько слушал московский говор) и скандинавскую драматургию (Г. Ибсена, К. Гамсуна), в живописи предпочитал импрессионистов.
Понимание древнерусской культуры пришло Андрею Чеславовичу значительно позже. В ИФЛИ по существу получали космополитическое образование, на отечественную древность смотрели снисходительно, даже разрушение памятников отечественной культуры не очень задевало. Многим и не приходило в голову побывать в Киеве, Владимире, Новгороде, Ленинграде.
В июне 1941 года Андрей Чеславович с отличием окончил ИФЛИ и получил рекомендацию в аспирантуру, но через несколько дней началась война. Он записался добровольцем в ополчение, но из-за туберкулеза легких (его мама и тетя умерли от этой болезни) на фронт его не взяли. Наркомпрос направил его в село Ермаковское Красноярского края преподавать русский язык и литературу в старших классах средней школы. «Жизненные испытания оживили во мне веру», — написал позднее Андрей Чеславович. Но религиозное оживление не прошло даром: увидев у него на шее крест, его исключили из комсомола и предложили уйти из школы «по собственному желанию», а местная амбулатория направила в психиатрическую больницу, так как считалось, что верующий — если не враг народа, то наверняка сумасшедший. Однако, директор школы смело дал Андрею Чеславовичу прекрасную характеристику, когда пришел вызов в Москву для поступления в аспирантуру.
Вернувшись в августе 1944 года в Москву, Андрей Чеславович снова начал ходить в церковь Ильи Обыденного. Однажды он в стихаре держал посох архиепископу Краснодарскому Флавиану. Молниеносно следует донос, его шесть раз вызывают в «органы» и предлагают доносить на настоятеля о. Александра Толгского. Естественно, Андрей Чеславович отказался. При последнем вызове на Лубянку, вспоминал Андрей Чеславович, его оставили одного в комнате «подумать». Тут он взмолился Николаю Чудотворцу. И чудо произошло. Со словами «жаль, что вы не хотите послужить родине» его отпустили (и правда чудо: ведь до войны были расстреляны его двоюродный брат и родной дядя).
Окончив аспирантуру филологического факультета МГУ, Андрей Чеславович работал в Городском Педагогическом институте им. В. П. Потемкина, а с 1953 года и до конца своих дней — на кафедре древних языков исторического факультета МГУ, которой стал руководить с 1967 года (кстати, был единственным беспартийным среди заведующих кафедрами). В 1954 году он защитил кандидатскую диссертацию по древнегреческой литературе, в 1985 году получил звание профессора.
Андрей Чеславович был широко образованным человеком, многогранные интересы которого проявились в его научной и педагогической деятельности: преподавание латинского и древнегреческого языков, античной литературы; лекции, учебные пособия и статьи по античному ораторскому искусству, риторике, мастерству устной речи (у него самого было великолепное московское произношение), изучению памятников отечественной истории и культуры, москвоведению; статьи о Новом Завете, Шестодневе Василия Великого. Он оставил после себя очень популярные в нашей стране учебники латинского и древнегреческого языков, книги «Мастерство устной речи лектора» (1983), «Источниковедческие проблемы раннехристианской литературы» (1985), «Московский православный месяцеслов» (1995) и многое другое.
«Месяцеслов» начинался как цикл ежемесячных радиопередач о знаменательных церковных датах. Затем это превратилось в серию статей, опубликованных впервые в «Московском журнале» в 1992—1993 годах. До последнего времени, пока болезнь не свалила его окончательно, Андрей Чеславович с фотоаппаратом объезжал вновь открывающиеся церкви и вносил их в свой реестр. Уже находясь в больнице, он правил гранки «Московского православного месяцеслова», выход в свет которого ему не довелось увидеть.
Прекрасный знаток Москвы, Подмосковья, древнерусских городов, где он часто бывал, Андрей Чеславович много ходил, ездил один, с друзьями и студентами. И все время фотографировал. Он рассказывал слушателям только о том, что видел собственными глазами и заснял своим фотоаппаратом.
Андрей Чеславович имел необычайно богатый личный опыт. В начале 1990-х годов мне очень интересно было ходить с ним на выставку работ Павла Корина: персонажи картин (для большого полотна «Русь уходящая») были для него не просто историческими личностями, как для большинства из нас, а живыми людьми, которых он знал: «этому я помогал на службе», «эту парчовую ризу я видел и держал в руках», «этого протодиакона я слышал много раз», «эта монашка — знакомая нашей семьи» и т. д.
В последние годы Андрей Чеславович руководил университетским бюро Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры и был членом Экспертно-консультативного Совета при Главном архитектурном управлении Москвы. Еще в 1960-е годы в МГУ был создан кружок по изучению Москвы и Подмосковья, который формально относился к Клубу МГУ на улице Герцена (за возвращение этого здания общине храма святой Татианы так ратовал Андрей Чеславович). За счет университета студенты и сотрудники почти каждую неделю могли совершать под руководством Андрея Чеславовича автобусные экскурсии не только по Москве и Подмосковью, но и в города за пределами Московской области. За годы работы кружка была составлена фототека многих неучтенных памятников архитектуры, выявлено и зафиксировано состояние зданий, что способствовало их охране и дальнейшей реставрации.
В течение нескольких лет Политехнический музей выпускал абонементы на аудио-визуальные лекции Андрея Чеславовича об архитектурных и исторических памятниках Москвы («Москва златоглавая») и Подмосковья. Трудно перечислить места, где еще он выступал с лекциями и воспоминаниями о Москве: Дом ученых, «Погодинская изба», общество «Старая Москва» при Исторической библиотеке и т. д. Вот, например, некоторые темы выступлений Андрея Чеславовича в «Старой Москве»: «Старомосковский говор и его судьба», «Патриарх Тихон в Донском монастыре (к 400-летию Донского монастыря)», «Праздник Рождества в Москве», «Праздник Пасхи в Москве». К величайшему сожалению, тексты этих выступлений не сохранились. Фирма «Диафильм» заинтересовалась работой Андрея Чеславовича и выпустила с ним три серии диапозитивов с брошюрами («Памятники зодчества старой Москвы», «Что таят московские дворы», «Возрожденные памятники московского зодчества»).
Последние годы Андрей Чеславович преподавал не только в МГУ, но и в Российском Православном Университете Иоанна Богослова и Православном Свято-Тихоновском Богословском Институте, для которого незадолго до кончины он готовил новый спецкурс.
Любимыми московскими храмами Андрея Чеславовича, помимо родной церкви Ильи Обыденного, были Елоховский собор, где с 1945 года он стоял на одном и том же месте — напротив Казанской иконы Божией Матери; Знаменская церковь в Переяславской, где пел его любимый хор Владимира Кондратьева; Вознесенская церковь на Серпуховке с хорошим мужским хором.
«Без Церкви, богослужения с его бездонной богословской глубиной и эстетическим совершенством я не мыслю христианской веры», — писал Андрей Чеславович в своей «Автобиографии». Долгие годы он «молитвенно общался» со строгим и ученым митрополитом Рижским и Латвийским Леонидом, сердечно любил митрополита Сурожского Антония и своего духовника о. Серафима Шенрока (Рига), много лет доброе знакомство связывало его с матушкой Варварой, настоятельницей Пюхтицкого монастыря, и многими священниками.
Много лет тому назад у Андрея Чеславовича было желание стать священнослужителем, но разные священники настойчиво советовали ему оставаться светским человеком и в то же время посильно осуществлять определенную духовную миссию. Выполнил ли он ее в какой-то мере? Один из слушателей Андрея Чеславовича, доцент-химик, посещавший его лекции о памятниках истории и культуры, оставил такую запись: «Нежно-саркастичный, галантный и изумительный Андрей Чеславович своей непостижимой верой в людей, тонкостью восприятия мира, располагающей незащищенностью, духовностью высшего порядка, неустанным стремлением к укреплению утончающейся связующей нити времен пробуждает в нас веру в Добро, надежду на Исцеление и любовь к Красоте. Низкий поклон за это».
26-го марта 1995 года Андрея Чеславовича не стало. Отпевали его в церкви Ильи Обыденного, после заупокойной службы священники вынесли гроб с телом на руках. Похоронен А. Ч. Козаржевский на Введенском (Немецком) кладбище в могиле деда и матери.
Его любимое выражение: «Время бытия течет, почто всуе мятемся?» (Великий покаянный канон Андрея Критского). Верю, что жизнь Андрея Чеславовича не прошла всуе.
Читайте также:
А. Ч. Козаржевский. Московские святцы. Православный месяцеслов
Биография А. Ч. Козаржевского (1918–1995), из книги «Московский месяцеслов»
