Неожиданный в простоте

Максим Осипов известен как «тарусский доктор», создатель «Общества помощи Тарусской больнице». Он автор не только медицинских монографий, но и современных записок уездного врача, печатавшихся в толстых журналах и вошедших в недавно опубликованный сборник «Грех жаловаться». Его прозу часто сравнивают с чеховской. Чехов - тема нашего разговора в день 150-летнего юбилея писателя.

 

 - Во-первых, скажите любите ли Вы Чехова?

 - Да, люблю. Больше того, иногда кажется, что наша с ним любовь носит взаимный характер. Видите ли, с годами образуется круг писателей, не только живых, но и умерших, с которыми вступаешь в отношения. Так вот, из всех русских классиков самые близкие отношения у меня складываются как раз с Чеховым.

 - Чем Вам дорог Чехов?

 - Чехов писал по-русски так трезво и так умно, как никто ни до него, ни после. Еще одно: в отличие от большинства своих великих предшественников и современников, Чехов никогда не переступал черту хорошего вкуса, даже не приближался к ней. Скажем, при всей их гениальности, дурновкусие можно найти и у Лермонтова, и у Достоевского, и у Гоголя, и, конечно, у Толстого.

- Но не у Пушкина.

- Не у Пушкина, конечно. И не у Чехова.

- Разделяете ли Вы взгляд Чехова на русскую интеллигенцию, на народ? Чеховская интеллигенция иногда выглядит такой жалкой...

- Да, правда. Чехов сообщил нам, что интеллигенция бывает очень мелкой и очень пошлой, но что она - соль земли. И чем образованнее и культурнее человек, чем он тоньше чувствует искусство, тем он, в общем-то, умнее, добрее и свободнее.

 - Чехову очень доставалось за его отношение к народу. Вспомним рассказы «Мужики», «Новая дача», «В овраге»...

- Да, Чехов не питал иллюзий в отношении так называемого «народа». Пустоту народной жизни он называл пустотой и не искал в ней дна. Ему, кстати, не нравилось противопоставление «интеллигенция-народ». «Интеллигенция-обыватели» - вот настоящее противопоставление.

- В Вашей прозе тоже есть такое противопоставление?

- Я в последнее время все больше про начальство... Простой советский человек и простой советский секретарь райкома - вот еще пара. Чехов до этих времен не дожил.

- Можно ли делать выводы об отношении Чехова к религии, к христианству?

Он мало что сообщил нам об этом. В записных книжках Чехов пишет, что между верой и безверием есть множество промежуточных состояний. В одном из таких состояний он, видимо, пребывал. Очень существенная для меня черта Чехова-христианина состоит в том, что он никого не судит. Даже себя.

- Что Вы можете сказать о Чехове-враче? Как повлияла врачебная деятельность на его писания?

- Опять-таки, Чехов был единственным большим русским писателем, у которого, кроме литературы, была еще одна настоящая профессия. Мне как врачу очень дорого следующее признание Чехова: «Занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня как для писателя может понять только тот, кто сам врач; они имели также и направляющее влияние, и, вероятно, благодаря близости к медицине, мне удалось избегнуть многих ошибок. Знакомство с медицинскими науками, с научным методом всегда держало меня настороже, и я старался, где было возможно, соображаться с научными данными, а где невозможно - предпочитал не писать вовсе...». Это из письма Чехова Россолимо.

 - Кроме Чехова, был среди русских писателей еще один врач по профессии - Булгаков.

- Еще Вересаев. Почти в каждой рецензии, в каждом отклике на мои сочинения выезжают эти три богатыря - Чехов, Вересаев, Булгаков. Не в первом абзаце, так во втором. Но мы ведь решили говорить о Чехове...

- Какие общие черты у «прозы врачей»? В чем особенность взгляда врача на человека, на его внутренний мир?

- Я уже больше половины жизни врач и забыл, как смотрят на мир не-врачи. Если говорить о собственно врачебных историях, вроде булгаковских, то очень трудно избежать ложного положения: «ах, какой хороший человек писал!». Вот Чехов и не писал о себе-враче.

- А что плохого в таком положении? Это же хорошо, когда автор - хороший человек, разве нет?

- Когда автор - то надо, чтобы был живой человек. Вот «Даму с собачкой» или «Три года» писал живой человек.

 - Да, конечно, живой. Хотя жизнь самого Чехова представляется очень тусклой...

- Особенно это чувствуется в письмах: многие из них написаны как через вату. У меня этому, знаете, врачебное объяснение. Видимо, Чехов очень плохо себя чувствовал всю вторую половину жизни: от юности и до смерти. Зато в отличие от, кажется, всех великих русских писателей, он не пережил жизненного краха. Во всяком случае, не сделал нас его свидетелями.

 - Вы начали с того, что ощущаете свою связь с Чеховым. Случается ли Вам жаловаться Чехову на нынешнюю нашу жизнь?

- Да, случается.

- И что он говорит?

- О, Чехов говорит вещи совершенно неожиданные в своей простоте. Что-нибудь вроде: «А Вы, молодой человек, водки меньше пейте». Хотя какой я ему «молодой человек»? Я только начал писать в возрасте, когда Чехов умер.

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале