«Есть проблемы, с которыми без Бога не справиться». Социолог Илья Пресняков о своем пути к вере

Мы продолжаем серию интервью с людьми Московского университета об их пути к Богу. Герой сегодняшнего текста – преподаватель Высшей школы современных социальных наук МГУ им. М.В. Ломоносова Илья Пресняков. В 2019 году окончив аспирантуру, Илья поступил в Московскую высшую школу социальных и экономических наук (Шанинку), а затем – на программу профпереподготовки в Британскую магистратуру. Сейчас трудится как соискатель в Высшей школе экономики и в Центре социологических исследований РАНХиГС.
Илья Пресняков

— Илья, расскажи, пожалуйста, как в твоей жизни появилась вера? 

— Первый раз я пришел в храм в 2015 году, в магистратуре, когда изучал русскую религиозную философию. Изначально мой интерес был исключительно гуманитарным. До этого вопросами веры я не задавался, к церкви имел нейтральное, индифферентное отношение.

Когда я изучаю какие-то философские или социологические концепции, мне всегда важно их пережить, пропустить через себя. Я начал читать Бердяева, Ильина, Франка, и они показались мне убедительными. Погружаясь все глубже в тему, впервые поймал себя на мысли, что надо бы пойти в храм, посмотреть, как там все устроено изнутри, какие бывают священники, что такое благодать, можно ли как-то испытать эту благодать, и так далее. 

— И ты пошел в храм?

— Не сразу. На первом курсе магистратуры я поехал к родителям своего друга в Японию. В Токио есть русская диаспора, которая во многом держится на том, что все люди православные, воцерковленные. Там я побывал в православных храмах, в женском монастыре. Познакомился с матушкой, которая ухаживала за святителем Николем Японским, когда он был очень болен. Рассказывали, что эта ее любовь и забота подарили святому несколько лет жизни.

Когда я вернулся из Японии, то понял, что больше не могу жить в диссонансе: читать русскую религиозную философию, но относится к ней просто как просмотру фильма с попкорном. И в итоге пошел в храм.


— Но все равно, получается, для тебя это была проверка, гуманитарный интерес?

— Мое гуманитарное отношение кажется поверхностным, тем не менее, некоторый набор фундаментальных понятий и оттенков мироощущения православного человека я принял: моральную иерархию, внутренний стержень. Я понял, что, опираясь на заповеди, можно четко, и, самое главное, недвусмысленно, без гуманитарного усложнения, оценить свое поведение. В психологии существует понятие рационализации: по сути, это самооправдание. Когда люди делают что-то нехорошее, их разум стремится найти этому рациональное обоснование: «Ну, я же могу объяснить, почему так сделал. Так было нужно». Православие дает противоядие: ты всегда четко можешь понять, плохо делаешь или хорошо. 

Сейчас я ясно осознаю, что есть Спаситель. Тот, Кто за тобой приглядывает, к Кому можно обратиться и осознанно сказать: «Слава Богу». Не просто бездумно произнести как присказку, а ощутить реальную благодарность Живому Существу.

Но пока что я еще не очень разобрался с тем, как совмещать духовное понимание человеческой жизни и интеллектуалистские основания науки, в том числе социальной. Я не могу избавиться от взгляда на религиозные практики и мироощущение как на особый социальный феномен, неважно – существующий объективно, сам по себе, или сконструированный какими-то другими силами. Мне не хватает детской наивности, в хорошем смысле, чтобы полностью отдаться вере. В мирской жизни я человек в основном рациональный, опираюсь на интеллектуальное познание. И сказать, что в большинстве случаев полагаюсь на Бога, увы, не могу. 

— А был ли у тебя мистический опыт, например, переживания благодати? 

— Когда я рассуждаю про такие вещи, всегда включаю рациональную установку, потому что мне требуется определение. Мы можем многое испытывать, но сложно сказать, что из этого можно назвать благодатью, а что – нет.

Бывали моменты, когда мне сильно хотелось пойти в храм, исповедаться, причаститься. Бывало ли со мной такое, что после этого на душе становилось так классно, так невероятно, как никогда раньше? Бывало. Бывало ли такое, что я приезжал в храм в морозный день, и пахло ладаном, и я вставал со свечой, читал молитвы, просил за своих близких – и приходило ощущение тихого спокойствия, такого теплого, радостного состояния. Да, со мной такое бывало. 

Бывали ли у меня ощущения, что я крайне слаб как человек, физически ничтожен, что погряз в грехах? Было ли такое, что я понимал: есть вопросы, в которых я абсолютно бессилен? Бывало и такое. Было ли у меня такое общение со священником, после которого хотелось летать? Конечно, было. Я часто вспоминаю некоторые беседы с отцами, когда мне было просто невероятно классно. 

Не знаю, как это все в сумме называется. Называется ли это благодатью? То есть, я испытывал какие-то отдельные, спорадические проявления даже не мистики, а, может быть, религиозных экстатических ощущений. 


— Но ведь нам бывает классно и с друзьями, с близкими, и после просмотра хорошего фильма. Можно ли все это поставить в один ряд с тем, что ты описал, и сказать: мне классно видеться с друзьями, классно бывать в храме, потому что там пахнет ладаном, классно общаться с батюшкой, потому что он меня настраивает на правильную жизнь, — всё классно и особенного ничего в храме нет?

— Мне кажется, что благодать и Божественная любовь к нам проявляется в первую очередь в повседневной жизни. Это может быть теплая встреча с друзьями, какие-то доверительные отношения, общение с родителями. Встретились с товарищами, вы просто сели, чайку попили, поговорили, и как-то так становится хорошо, спокойно, и думаешь: «Мы-то разве можем сами так сделать, чтобы было так хорошо?» Нет, наверное, в этом есть какой-то Божий замысел. Я чувствую любовь Бога именно через вот такие простые мирские вещи. В этом смысле я не испытывал сугубо религиозного чувства, которое резко отделил бы от всего остального.  

— Что такое грех?  

— Грех – это когда стыдно. Стыдно сделать и стыдно себе и другому признаться. Когда ты грешишь, то не можешь просчитать негативные последствия своего поступка. Ты что-то делаешь, а через энное количество итераций это приведет к ужасным результатам, которые невозможно предвидеть.  

— Ты употребил слово «Спаситель». Почему тебе нужен Спаситель? Надо бороться с грехом — постись, молись, проси. Как бы ты объяснил, почему нас кто-то должен спасать?

— Мне нравится метафора про здоровье. Болезни бывают не только физические, но и духовные: болезни души, мироощущения, осмысленности своего существования. И Бог как Спаситель нужен, как врач. Есть такие грехи, с которыми, как ни упирайся, одной только человеческой волей не справиться. Ты понимаешь, что физически не тянешь, и говоришь: «Господи, пожалуйста, сделай что-нибудь, потому что я больше так не могу. Дай мне еще один шанс, без Тебя никак». 

В смысле решения фундаментальных духовных проблем люди – ограниченные существа. Да, мы можем решать научные задачи, обсуждать общественное устройство, исследовать космос и так далее. Но есть границы, которые символизируют переход к другому типу проблем, иметь дело с которыми без обращения к Богу невозможно. И у нас есть шанс хотя бы попытаться к Нему обратиться. 

— Для чего мы здесь, в этом мире? Какова конечная цель жизни?

— Наверное, я должен ответить, что цель – подготовка к жизни вечной. Но сказать, что я сейчас активно готовлюсь к этой жизни, не могу: если я так скажу, буду нечестен. У группы «Соль земли» есть трек «Дикий мед». В этой песне они описали рай, в который я бы очень хотел попасть. Но это задача максимум. Пока что, наверное, мой смысл жизни в том, чтобы спокойно следовать профессиональному делу, своему ремеслу, стараться выполнять его хорошо и расти в этом плане. И тем самым быть радостным.

Беседовал Сергей Витязев

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале