Фигурист Павел Дрозд: Я всегда старался развиваться и вне катка

Павел Дрозд — российский фигурист, выступающий в танцах на льду. В 25 лет он вице-чемпион мира среди юниоров (2017), чемпион России среди юниоров (2016) и трёхкратный серебряный призёр финала гран-при среди юниоров. Мы встретились с Павлом, чтобы обсудить, из чего состоит день фигуриста, как создаются танцевальные номера, почему тренер волнуется на соревнованиях больше, чем спортсмен и куда исчезают игрушки, которые болельщики бросают на лёд.
 
 Фото: Gallery.ru 

— Павел, как мальчики приходят в фигурное катание? Это была родительская мечта или ваша собственная?

— Если говорить про мой случай, то я поначалу занимался двумя видами спорта — футболом и фигурным катанием. А объясняется всё тем, что папа мой в юности был футболистом, а мама в детстве занималась фигурным катанием. Выхода не было, я должен был попробовать оба вида спорта. Но вообще распространённая причина прихода на каток — это слабое здоровье: нахождение на катке его укрепляет. А для меня в какой-то момент пришло время выбирать, потому что совмещать два вида спорта, если хочешь чего-то добиться, невозможно.

— Когда вы поняли, что фигурное катание для вас не просто увлечение, а именно профессиональный спорт?

— Наверное, это пришло с первыми победами. Когда я мог получать удовлетворение от проделанной работы.

— Мальчиков процентно в детских группах меньше, наверное?

— Конечно. Я знаю, что сейчас получше ситуация, благо фигурное катание популярно. Такой популярности у фигурного катания, как сейчас, не было давно. Соревнования стали чаще освещаться в СМИ. Если раньше транслировали только чемпионаты Европы и мира и Олимпийские игры, то теперь можно посмотреть и этапы юниорского гран-при и другие соревнования. Фигурное катание на слуху, поэтому больше детей в целом приходит в группы, в секции. Но обычно в процентном соотношении тридцать на семьдесят.

— Как ваши сверстники относились к фигурному занятию? Я понимаю, что вы учились в Петербурге, а Петербург — город особенный, но...

— У меня складывались потрясающие отношения с одноклассниками и учителями. Они с пониманием относились к тому, что я не всегда мог посещать занятия. В начальной школе я как-то пригласил всех на своё выступление. Пришёл целый класс! Это, конечно, фантастика. Из приятных моментов бывало такое, что уезжаешь на соревнования, потом заходишь — и весь класс тебе рукоплещет (смеётся). Это очень приятное чувство. Поэтому я никогда не скрывал, чем занимаюсь. 

 

— Многие фигуристы говорят, что детства у них практически не было. Хватало ли вам тогда времени на жизнь вне катка и хватает ли сейчас?

— Всё зависит от человека. Безусловно, это очень большая занятость. Если ты хочешь чего-то достигнуть, ты должен постоянно заниматься, в том числе дополнительно. При этом нужно заниматься образованием. Поэтому такого, чтобы пойти во двор поиграть с ребятами, — такого, конечно, не было. Но потом выхлопа (от занятий фигурным катанием — «ТД») гораздо больше, чем от тусовок во дворе. Ты приобретаешь известность, можешь смотреть мир, путешествовать. Игра стоит свеч! При этом у меня, например, не было такого, чтобы мы подстраивались под каток. Я всю среднюю школу вплоть до 9 класса, до моего отъезда в столицу, учился в школе с углублённым изучением английского. Нельзя полностью жертвовать чем-то одним. Но тем не менее приоритет всегда надо выставлять. У меня это был спорт, но я всегда старался развиваться и вне катка.

— Чем наполнен стандартный день фигуриста? Какое у вас расписание?

— Начинаем около 9 утра — это балетный класс. После этого первый лёд, около 1 часа 45 минут — 2 часов. Потом небольшой перерыв и второй лёд. После второго льда идёшь заниматься: это растяжка или общая физическая подготовка. Заканчиваем мы сейчас примерно около 4.30–5.00. Сейчас я не учусь ни в университете, ни в школе, поэтому у меня нет обязательной нагрузки в плане обучения. Но я стараюсь совершенствоваться, в том числе в языковом плане. Я ходил на курсы испанского языка, изучал французский и итальянский. Сейчас прибавилось то, что по выходным я езжу домой в Петербург и там занимаюсь с фигуристами уже как тренер. Поэтому, когда заканчивается твоя часть как спортсмена, даже на неделе ты начинаешь думать о подготовке к выходным, о том, как строить план тренировок для своих спортсменов. И, конечно, нужно куда-то выбираться — в театр, если есть интересная постановка. Я считаю, главное, чтобы жизнь не превращалась в рутину, в замкнутый круг, когда есть только дом и работа.

— Мы делали интервью с балериной, которая удивила нас тем, что помимо балетного класса и репетиций ходит в тренажёрный зал и занимается пилатесом. Вы занимаетесь чем-то необычным?

— Здесь всё индивидуально. Кому-то хватает катка и общей физической подготовки. Я посещаю тренажёрный зал 2-3 раза в неделю и увлёкся йогой, взял себе абонемент в студию недалеко от дома. 

Павел Дрозд и Ксения Конкина. Фото: Михаил Шаров 

— Как вы психологически готовите себя к выходу на лёд на крупных соревнованиях?

— Если брать тот чемпионат мира, на котором мы заняли 2 место (чемпионат мира по фигурному катанию среди юниоров в 2017 году — «ТД»), тогда я был на удивление спокоен. Он был последним, завершающим в юниорской карьере.

Сейчас у меня изменилась подготовка к старту, и здесь оказала влияние моя тренерская деятельность. Когда сам выводишь спортсменов, ты их настраиваешь. Это уникальная возможность — совмещать две профессии, потому что ты можешь взглянуть с двух сторон: и побыть за бортиком, и выступать на льду как фигурист. Я настраиваю своих спортсменов, потом то же самое проецирую на себя, когда надо самому выходить на старт. Ты прорабатываешь определённые психологические приёмы, чтобы придать своим спортсменам уверенности. Потом можешь применять эти инструменты к себе.

— За кого вы больше переживаете — за себя или своих спортсменов?

— Я, честно, говоря, всегда думал, что тренер не так уж и сильно переживает, что больше эмоций испытываешь ты сам. Но как только я постоял за бортиком со своими парами, я понял, что ничего подобного! Да, у спортсменов по-разному: кого-то трясёт вплоть до момента выхода со льда. У меня было всегда так: музыка включается, мандраж проходит. Делаешь элементы, уходишь в музыку, появляется состояние, когда ни о каких местах не думаешь, только творишь на льду. Когда ты тренер, внутри тебя всё колотится. У нас индивидуальный вид спорта, поэтому ты очень вкладываешься, отдаёшь себя спортсмену. Знаешь, что он может показать. И трясёшься, потому что хочешь, чтобы именно здесь и сейчас он показал свой максимум, а ты ничего не можешь сделать.

— Год назад Вы встали в пару с Ксенией Конкиной. В танцах на льду есть разные пары. Кто-то, как канадский дуэт Тесса Вирчу и Скотт Мойр, трёхкратные олимпийские чемпион, катается вместе с раннего детства. Есть кто-то, кто сменил пару, уже достигнув результатов, как серебряные призёры чемпионата мира 2019 года Никита Кацалапов и Виктория Синицына, с которыми вы катаетесь на одном льду. Какие есть плюсы и минусы в том, чтобы кататься с детства или, наоборот, вставать в пару уже во взрослом возрасте?

— В случае с канадским дуэтом плюс — это абсолютное взаимопонимание с партнёром. Когда ты вырос с этим человеком, ты практически член семьи. Ты настолько чувствуешь партнёра, что даже если что-то пойдёт не так, ты сможешь подстроиться. Но такая долгая совместная карьера бывает достаточно редко. У нас пример — Екатерина Боброва и Дмитрий Соловьёв, они много лет вместе катаются. Некоторые пары распадаются в период взросления, потому что кто-то может пойти в рост. Например, девочки быстрее взрослеют. Появляется разница в росте, разные рычаги... Из-за этого пара не смотрится. Бывают и конфликтные ситуации, нет понимания, борьба за главенство.

С другой стороны, если два спортсмена встают в пару в уже осознанном возрасте, у них схожие цели. Мы с Ксенией оба понимаем, чего мы хотим. И совпадаем по рычагам — по длине рук, ног, по механике движения. Здесь всё уже зависит от того, насколько два человека смотрят в одну сторону, насколько у них одинаковые приоритеты, насколько они готовы вкладываться. 

 

— А чем отличаются пары, которые состоят в отношениях или в браке? Какие здесь плюсы и минусы?

Всё зависит от человека, от характера, от того, умеет ли он отделять профессиональное от личного. Велик риск, что люди будут переносить спортивные неудачи в жизнь вне катка. Но я убеждён в том, что всё зависит от самих людей.

— Что бы вы посоветовали своим ученикам — оставаться в паре, если, например, по росту партнёры совпадают, или нет?

— Если, например, партнёрша пошла в рост, а партнёр запаздывает, но видно, что он тоже вырастет, то имеет смысл подождать один, даже два сезона.

— Сколько времени нужно новообразованной паре, чтобы скататься?

— Не меньше двух лет.

— Кацалапов и Синицына что-то вам подсказывают, помогают? Мотивирует ли их присутствие на льду?

— Мотивирует. Я рад, что нахожусь в группе Александра Жулина. В группе царит творческая атмосфера, люди знают, зачем туда приходят, и полностью отдаются работе. С нами ещё катается испанская пара Сара Уртадо и Кирилл Халявин: смотришь друг на друга и загораешься. А в подсказках нет необходимости — я уже довольно опытный спортсмен, нам хватает работы с тренером.

— Александр Жулин, с которым вы работаете сейчас, — авторитарный тренер?

— Мне очень комфортно работать с Александром. Я бы не сказал, что он авторитарный. Безусловно, для нас он — шеф и начальник. Но поскольку мы уже не юниорская пара, то стоять над нами с указкой и следить за всем уже нет необходимости. При этом у нас действительно командная работа и взаимное уважение. 

Павел Дрозд и Ксения Конкина. Фото: Rssport.ria.ru 

— Как придумываются танцы? Приходит хореограф с готовым решением, или вы можете сказать, что вам нравится, чего хочется?

— Мы взрослые люди, поэтому это симбиоз идей хореографа и наших идей. Мы все смотрим, как всё выглядит на льду. Идеи в голове — это одно, как они получаются на конкретном человеке — другое. В процессе постановки одно движение нанизывается на другое, всё это вступает в симбиоз с музыкой, и так рождается танец.

Мы всегда обсуждаем музыку перед новым сезоном. Мы что-то предлагаем, бывает так, что хореограф нас не видит в этом образе, предлагает что-то другое... В нашей дисциплине музыка важна как в ни в одной другой. Если музыка не захватывает, ничего не получится.

— Для ритмического танца в танцах на льду каждый год выбирают какую-то тему: вальс, или сальса, или мюзикл, как в этом году. Что вам нравится больше всего?

— Да, тема ритмического танца каждый год задаётся ISU (Международным союзом конькобежцев), и в этом году у нас мюзиклы. Но я очень рад, что в следующем году будет тема вальса (смеётся). Многим запомнился наш с Аллой (Лободой — «ТД») вальс, когда мы взяли за основу тему «Войны и мира» — в сезоне 2015/16 можно было мешать вальс с маршем или полькой. А вообще ритмический танец — это челлендж по развитию себя. Когда мы с Аллой в первый раз отобрались в финал юниорского гран-при (в сезоне 2014-15 — «ТД»), темой ритмического танца была серебряная самба. Для меня латиноамериканская культура казалась немного инородной. Я чувствовал скованность и стеснение, и после занятия шёл в зал и перед зеркалом пробовал новые движения. В какой-то момент я нашёл, как это прочувствовать.

— Как придумываются костюмы для выступлений и сколько они стоят?

— Обычно мы относим в ателье музыку, и художник делает нам эскизы. Мы смотрим эскизы, обсуждаем их с тренерской командой, в том числе детали, цвет. Я сильно не встреваю в эту часть — здесь больше погружается в процесс Ксения. Стоимость разнится, всё зависит от того, где ты шьёшь.

— А как обстоят дела со льдом? Я знаю, что в США фигуристы сами оплачивают аренду катка и занятия с тренером. В России федерация фигурного катания платит за тренировки первых шести пар по итогам национального чемпионата?

— В фигурном катании, как в любом виде спорта или любой профессии, ты должен сначала что-то вложить, чтобы потом что-то получить. В национальной сборной шесть мест плюс, насколько я знаю, две или три пары идут в резерв. А вообще в нашей стране часто лёд предоставляется бесплатно. Ты не платишь, как в Америке, за каждый час. 

 

— Вы недавно вернулись из Китая, где выступали на соревнованиях. Как в разных странах воспринимают фигурное катание? Чувствуют ли себя фигуристы представителями экзотического вида спорта, например, на Ближнем Востоке? Есть видео с соревнований, на котором вы выступаете чуть ли не в торговом центре...

— По поводу того выступления кто-то уже пошутил, что, видимо, наш с Ксенией олимпийский путь лежит от торгового центра к олимпийским вершинам. Наш первый совместный старт был в Израиле на катке прямо посреди торгового центра. «Макдоналдс», аттракционы, витают запахи, ходят люди... А ты должен сконцентрироваться на своём образе. В курортном городе, в Эйлате, люди на коньках были своего рода экзотикой.

Что касается разных стран, то у нас в России очень высок интерес к фигурному катанию. Если мы говорим о Европе, то ситуация от страны к стране разнится. А в Японии, в других странах Азии... Тут без комментариев (смеётся).Вообще в Азии выступать очень приятно, там фанаты фигурного катания так поддерживают спортсменов! Это порой поражает. Что касается Ближнего Востока, даже в арабских странах появляются представители нашего вида спорта, появляется интерес.

— Это положительный интерес! А бывает отрицательный. Как фигуристам живётся в мире, где в интернете каждый может написать всё что угодно? Вы читаете такие комментарии? Обращаете внимание?

— Скажу, что напряжение, которое свалилось на наших девчонок-одиночниц, колоссально. Иногда кажется, что людей специально сталкивают лбами, главное — кричащий заголовок, привлечь внимание... И неважно, что человек будет чувствовать. Конечно, ко мне нет такого внимания, как к Жене (Евгении Медведевой, двукратной чемпионке мира, Европы и России — «ТД») или Алине (Загитовой, чемпионке мира 2019 года, олимпийской чемпионке, чемпионке Европы и России 2018 года — «ТД»)Но очень много в интернете групп по фигурному катанию, форумов, ресурсов, где можно прикрыться ником и писать, не думая о том, соблюдаешь ты какие-то моральные нормы или нет. В какой-то момент я перестал читать все эти интернет-ресурсы о фигурном катании. Люди порой не представляют, как много значит для тебя этот вид спорта.

Безусловно, мы не можем запретить высказываться. Но когда люди обсуждают чью-то внешность, например... Это зависит от воспитанности пишущего. Ну, не нравится тебе этот фигурист — обойди стороной.

— В интернете комментируют не только внешность, но и вес, а одиночницы сами рассказывают, что не пьют воду перед соревнованиями. Для мужчин есть какие-то ограничения? Диеты?

— Да, в нашем виде спорта это скорее касается партнёрши. В интернете опять же любят это обсуждать (смеётся). Спортсмен не вписывается в идеал, и зритель обязательно должен об этом сказать! Это тем более интересно, что у всех разный тип фигуры, разные проблемы и так далее. А что касается диет, то практика показывает, что достаточно просто соблюдать принципы здорового питания. Если у тебя нет каких-то проблем, если ты отдаёшься тренировкам на 100% (а нагрузка порой бывает ого-го, когда ты приходишь и больше не хочешь ничего), то этого достаточно. Не наедаться на ночь, не есть много мучного.

Для меня обязанность — выглядеть атлетично. И в нашем виде спорта присутствует некоторый лукизм (явление, когда о человеке судят в том числе по внешности, от английского look (внешний вид) — «ТД»), поэтому твой силуэт должен выглядеть красиво. Фигурное катание довольно близко к балету, поэтому мы в вечном поиске совершенства.

— Вопрос, который меня всегда волновал: многочисленные игрушки, которые болельщики сбрасывают на лёд, — куда вы их деваете?

— Есть много путей, которыми фигуристы пристраивают игрушки, потому что дома всё это, понятное дело, хранить невозможно. Джейсон Браун, например, жертвует в детские дома или больницы. Когда у меня накапливались игрушки, я их отдавал в церковь, которая тоже сотрудничает с детскими домами. 

Фото: Gettyimages 

— Когда у танцоров на льду наступает пенсия?

— У нас более возрастная дисциплина, чем у одиночников. Если привязаться к цифре, то около 30 лет плюс-минус два года. У нас более зрелый вид, потому что с годами приобретается спектр эмоций, ощущений, которые ты потом можешь воплотить на льду. Пара 16-17 лет, танцующая танго, будет кардинально отличаться от пары, которой 27-28. Это совершенно другое мироощущение, чувство танца и музыки.

— Дальнейшие планы связаны с тренерской деятельностью, или есть ещё какая-то мечта?

— Я уже больше года тренирую в своём родном городе, в Санкт-Петербурге. Пока не могу сказать, что точно определился, что буду тренером, когда закончу спортивную карьеру. Неизвестно, какие двери ещё откроются и какие грани я найду в себе, пока катаюсь. Но мне нравится творческий тренерский процесс и мне нравится работать именно с танцами. Поэтому я стараюсь развивать этот вид в своей любимой северной столице, потому что там меньше возможностей для танцев. Также я работаю с одиночниками.

— А ваше хобби — это изучение иностранных языков?

— Я бы не сказал, что это хобби, чтобы не было представления обо мне как о зубриле, которому нравится учить новые слова (смеётся).

— Так, может быть, вы просто общаетесь с Сарой Уртадо по-испански на тренировках...

— Да! На самом деле так и есть. Это замечательно, что они присутствуют у нас в группе. Это постоянная практика. А испанский я решил учить в один день. Мы тогда вернулись с финала гран-при в Барселоне, мне там понравилось, я решился и пошёл на курсы. Мне кажется, какие-то языки всегда тебе ближе, чем другие. С испанским у нас всё взаимно!

Ещё я люблю театр и балет. Плюс от посещений родного города в том, что у нас в Новой Голландии есть новая студия Дианы Вишнёвой, и там проходят мастер-классы от известных артистов балета, танцоров джаза и контемпорари. Это развивает меня в профессиональной деятельности. Ты заставляешь тело работать по-новому. Хотя я убеждён в том, что без классики всё это не будет действовать. Если ты не убиваешься в хореографическом зале, не добиваешься совершенства у станка, то рассчитывать на то, что у тебя дотянется нога и появится культура жеста на льду, не приходится. Классика — наше всё.

Беседовала Мария Разгулина, фото Михаила Ерёмина 

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале