Протоиерей Михаил Васильев: «Не за деньги, а за Родину!»

6 ноября в зоне военной операции на Украине при исполнении пастырского долга погиб протоиерей Михаил Васильев — военный священник, выпускник философского факультета МГУ, настоятель храма великомученицы Варвары и преподобного Илии Муромца в посёлке Власиха Московской области. Вспоминаем интервью, которое отец Михаил (тогда заведующий сектором ВДВ Синодального отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными учреждения) дал «Татьянину дню» в 2008 году.

— Отец Михаил, тяжело ли работать священнослужителям с военнослужащими? Иначе говоря, нужна ли армии Церковь?

— После распада Советского Союза то идеологическое пространство, которое он занимал, освободилось, образовался вакуум. Но в природе вакуума не бывает. Наполнить верой души и сердца наших соотечественников — вот наша задача, наша миссия. Армии, как известно, всегда уделяется большое идеологическое внимание. Естественно, что после 1991 года военнослужащие оказались в растерянности, потому как никакая государственная структура, никакая армия не может существовать без идеи. Для человека в погонах необходим смысл самопожертвования, ответ на вопрос, зачем отдавать свою жизнь, лишать благополучия своих близких, постоянно находиться в состоянии стресса, материального недостатка. Работая с военнослужащими, мы, священники, помогаем им обрести смысл того служения, в котором они состоят и утверждаются.

Ещё со времен Древнего Египта известны три способа заставить человека что-либо делать. Первый — из-под палки. Это самое простое: на пять-семь человек один надсмотрщик, который бьёт за малейшую провинность. Но эта модель ещё в Древнем Египте признана неэффективной. Люди быстро реагируют на палочную дисциплину: они либо не идут в армию, скрываются, либо бегут оттуда под любым предлогом.

Второй способ — так называемый НАТОвский стандарт, когда за службу человек получает много денег. Помню, когда я служил в Косово, я узнал, что полковник из армии Объединенных Арабских Эмиратов получал в месяц 25 тысяч долларов. НАТОвцы получают меньше, но, тем не менее, очень прилично — 6, 8, 10 тысяч долларов. Но солдат знает, что за деньги можно убивать, но нельзя умирать. Это глупо: сегодня — умри, а завтра ты получишь мешок денег. Поэтому в этой ситуации НАТОвский стандарт у нас тоже не работает, да и ни о каких мешках денег речи нет. Достаточно почитать Куприна, Бунина или Лескова, чтобы сложилась полная картина того, как жили русские офицеры ХIХ-ХХ вв. Им всегда было трудно.

Материальное стимулирование никогда не даст эффекта в нравственном воспитании. В конце 90-х в Косово, в Боснии я работал с категорией контрактных военнослужащих в миротворческом контингенте российского полка. Оттого, что ребята получали в месяц 1200 долларов, проблем воспитательного характера не стало меньше. В пьяном виде солдаты били ворованные машины, ходили в бордель, который сербы оборудовали у КПП специально для русских, нападали на офицеров, воровали друг у друга пачки долларов. Без стержня в душе, без духовной основы эту проблему в воинских коллективах не решить.

— Но и есть третий способ?

— Третий способ — пробудить в человеке нематериальную мотивацию к службе. Называйте её совестью, сознательностью, развитым религиозным чувством — но очевидно, что основная модель управления воинскими коллективами строится именно на этом. Например, в армиях исламских стран штатный мулла есть в каждом взводе, один мулла на 30 человек военнослужащих, у него 10 часов в неделю занятий, не считая пятничной молитвы, которая обязательна для всех — от главнокомандующего до рядового. В израильской армии, где я специально изучал систему воспитательной работы, один раввин приходится на 180 военнослужащих, причем неважно, атеисты среди военных или верующие. НАТОвский стандарт — один капеллан на 600 человек.

— Что же у нас?

— А у нас официально ни одного. Четыре священника погибли в Чечне, один из них был женат, его вдова до сих пор не получает никакой пенсии. Десять священников были ранены или контужены в ходе боевых действий, но по закону они даже не могут лечиться в военных госпиталях. Ежедневно в вооруженных силах работают более 400 священников, совершенно не получая от Минобороны никакой помощи.

— Полковые священники ещё с Древней Руси шли бок о бок с воинами. Как вы считаете, необходимо ли сейчас возрождать забытый после 1917 года институт военных священников?

— Все новое — это забытое старое. В настоящее время мы занимаемся подготовительной работой для возрождения структуры полковых священников, которая была в российской армии, начиная с дружин князя Владимира, которые, как известно, приняли крещение прежде всех остальных. В 1917 году в действующей армии было около 5 тысяч штатных полковых священников. Мы верим, что все это возродится, так же как и введение основ православной культуры в школах. Но пока, увы, никаких предпосылок к этому нет.

Со стороны Церкви пока тоже к этому не готовы, так как многие священнослужители сейчас стали не за родину, а за деньги. Я много езжу по стране и вижу, как, выбравшись из нищеты, многие пастыри начинают не служить, а зарабатывать на карман — этим они позорят Церковь. На это должно обращаться внимание со стороны Священноначалия, и сами пастыри должны обновляться. Мы не должны растерять доверие, уважение к Церкви, растратить её авторитет. Священников не хватает и в обычных гражданских приходах, а тем более в армии. Но все же стараемся. В армии построено уже около 530 храмов, они есть во многих гарнизонах, например, на полигоне на Новой Земле, в российских воинских частях, расположенных в Таджикистане, в полевых армиях в Чечне, на Камчатке...

В ВДВ у нас существует структура внештатных полковых священников — 16 батюшек под моим руководством, мы трудимся. Существует наш Синодальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами, сотрудником которого я являюсь, мы проводим ежегодные сборы военного духовенства. Работа с армией и другими силовыми структурами — миссионерская и бескорыстная, она может быть хорошей лакмусовой бумажкой и зримым доказательством того, что Церковь — не за деньги, а за Родину.

— Насколько востребованы сейчас священники в армии?

— Очень востребованы. Я ездил в Забайкалье, в Сибирский военный округ, где за неполные две недели 562 человека от полковника до рядового приняли Крещение. На днях я улетаю в Армению, на военную базу. У меня постоянно командировки. Со всеми категориями военнослужащих мы регулярно проводим занятия, для детей преподаем уроки в воскресной школе. Только широким захватом можно пробудить сердца людей к тому, что такое жизнь вечная. Богослужение должно быть только верхушкой айсберга, 97% нашей занятости — это работа с людьми.


— Армия — государственный институт с наиболее традиционалистскими, косными воззрениями, да и годы атеистического воспитания сыграли свою роль. С какими специфическими проблемами сталкиваются военные священники?

— Это совершенно естественно и правильно, что армия — институт консервативный, все новое здесь приживается с трудом. Мы работаем, пытаемся раскачать сознание военнослужащих. Работа в ракетных войсках стратегического назначения как наиболее интеллектуальном роде войск была развернута первой. Мы, священники, активно участвуем во всех уровнях жизни, начиная с освящения баллистических ракет перед стартом и заканчивая занятиями в военных учебных заведениях. И, конечно, работаем с солдатиками, создаем военно-патриотические клубы для детей военнослужащих при храмах.

А что касается морально-психологического состояния нашего офицерского корпуса, как ни странно, легче всего найти общий язык и понимание с тем, кто был воспитан в духе советского патриотизма — любви к Отечеству. И сейчас подполковники, полковники, майоры стремятся к вере, раскрывают свои сердца.

— Вас удовлетворяет результат работы духовных лиц с военнослужащими и солдатами?

— Например, в частях Приволжско-Уральского военного округа священники работают очень активно, прежде всего, на территории Екатеринбургской Епархии. Она у нас образцовая по работе с военнослужащими, количество самоубийств снизилось в четыре-пять раз. Я считаю, что это — зримый результат работы священников, офицеров-воспитателей, командиров. Замечу, что там, где работает священник, количество воинских преступлений значительно уменьшается. Мы ведем людей ко Христу, а нравственность, мораль — производные от веры. Ведь если нет веры, с какой стати человек будет хорошим? Это очень трудно, а в армии тем более. Естественно, если мотивация у человека — только Уголовной Кодекс со статьей «за неуставные отношения», это неэффективно; из-под палки никто не будет хранить совесть и честь от греха.

— Священник должен быть наравне с солдатом: прыгать с парашютом, находиться на поле сражения?

— Если ты служишь в ВДВ и не прыгаешь с парашютом, бойцы будут слушать тебя вполуха, а то и не слушать вовсе. Чтобы произошло настоящее таинство — когда человек из неверующего становится верующим — нужно, чтобы священник был образцом для подражания, проповедовал Православие, не становясь навязчивым и нудным.

Военным священником невозможно стать «теоретически», даже прочитав гору специальной литературы. И тот батюшка, который участвует исключительно в «мероприятиях» — возложениях цветов, венков — и иногда приходит с лекциями в казармы, военным священником не является. Он задевает армию только краем рясы. Другое дело — когда ты видишь, как над твоей головой летает железо, которое легко может оставить тебя без этой самой головы. И при этом твердо знаешь, что ни государство, ни Патриархия твоей семье пенсию платить не будут.


— Каким был ваш первый прыжок с парашютом?

— Мне позвонил командир десантного разведывательного батальона и попросил срочно приехать на аэродром. У молодого солдата, прыгающего первый раз, не раскрылся основной парашют, но, слава Богу, раскрылся запасной! Хоть прыжок удачно завершился, боевой дух ещё совсем молодых солдатиков был подорван, многие просто отказывались прыгать. Командир позвал меня: «Что делать?» Я прочитал молитву, окропил ребят и парашюты святой водой, дал бойцам приложиться к иконе Богородицы «Благодатное небо». А чтобы помочь им победить страх, тоже надел парашют и выпрыгнул из самолета вторым, после командира. И все ребята прыгнули вслед за нами.

— Наверное, каждый солдат, даже неверующий, проходя через такие испытания, мысленно обращается к Богу?

— На войне атеистов нет. Так сказал герой России, генерал В.А. Шаманов, и я с ним полностью согласен. Представьте, что вы шагаете из летящего самолета на полной скорости в неизвестность... ну как, вы помолитесь перед этим? Я сам был в падающем вертолете — вера возрастает в десятки, в сотни раз! Или вот другая ситуация. Ты сидишь в подводной лодке и знаешь, что над тобой карстовые льды, и ты не сможешь всплыть, если сейчас какая-нибудь железка сломается. И так многие. Естественно, когда лежишь на диване перед телевизором, религиозность падает, а в боевых частях, где люди постоянно сталкиваются со смертельной опасностью — наоборот.

Кто в море не бывал, тот Богу не молился. Правильно говорят.

Беседовала Марина Селивёрстова

Впервые опубликовано 1 мая 2008 года под названием «"Не за деньги, а за Родину!" Интервью с полковым священником». В нынешней редакции добавлена вторая часть, впервые опубликованная 2 мая 2008 года под названием «Нравственность — производное от веры. Интервью с полковым священником»

Следите за обновлениями сайта в нашем Telegram-канале